Возвращение с Марса - Василий Павлович Щепетнёв
Я знал, что цель моя — кабинет одиннадцать. Но то, что под этим скромным номером скрывался не кабинет начальника смены, а целый фрагмент бывшего производственного цеха, вернее, выгороженная его часть, оказалось сюрпризом. Дверь… Нет, это была не дверь. Это были Врата. Широкие, высоченные, из рифленого металла, покрытого буграми ржавчины и следами былых ударов вилочных погрузчиков. Ворота, в которые без труда мог въехать грузовик средних размеров, нагруженный, скажем, конфискованной сантехникой или партией контрабандных бананов. Я, существо куда более скромных габаритов, тоже вписался, ощутив себя песчинкой, затянутой в жерло промышленного Левиафана.
Внутри пространство поражало своим масштабом и запустением. Воздух был густым коктейлем из запахов: вездесущей цементной пыли, старого, отсыревшего бетона, едкого масляного дыма и — странно, неуловимо — чего-то сладковато-химического, напоминающего дешевые духи, смешанные с автомобильным ароматизатором «Лесная ягода». Три или четыре существа женского пола сидели за конторскими столами довоенного вида, островками посреди бетонной пустыни. Они что-то сосредоточенно искали, каждая в своей амбарной книге внушительной толщины, с пожелтевшими страницами. Ноутбуки, впрочем, тоже присутствовали — устройства современные, с виду дорогие, украшенные надкусанными яблоками на крышках. Ноутбуки мерцали в сумраке помещения (да, день, но окна донельзя грязные) холодным светом экранов, словно кибернетические алтари в храме бумажного делопроизводства. А дальше, у дальней стены, где когда-то, вероятно, располагался конвейер по закатке банок, два здоровенных парня в замасленных комбинезонах колдовали над полуразобранным мотоциклом неопределенной марки и эпохи в свете свисающей с потолка лампочки в сто свечей. Звук упавшего гаечного ключа гулко раскатился по пустоте.
Моей персоной занялась Катерина (имя я мгновенно считал с бейджика на её строгом сером пиджаке). Девушка лет двадцати двух, худенькая, почти хрупкая на фоне индустриального монументализма окружающего пространства. Лицо её могло бы быть миловидным, даже привлекательным, если бы не абсолютное, ледяное выражение деловитой отстраненности. Ни тени любопытства, ни намека на человеческую теплоту. Взгляд — сканирующий, аналитический. Как у судебного эксперта, оценивающего кандидата на вскрытие.
Усадив меня на шаткий стул, явно помнивший лучшие, докризисные времена, она не торопилась приступать к делу. Нет. Катерина несколько минут рассматривала меня. Не просто смотрела — изучала. С методичностью опытного покупателя на рынке, осматривающего кусок мяса на жаркое. Взгляд её скользил по лицу, одежде, рукам, фиксируя детали с видом глубокой, почти профессиональной серьезности и легкой, едва уловимой брезгливости. Выражение говорило само за себя: «И это все? Неужели в биосфере нет ничего более кондиционного?»
Потом, словно удовлетворившись первичным осмотром, она взяла в руки стопку распечаток. Мои документы. Резюме, дипломы, сертификаты, справка. Всё было испещрено значками, оставленными фломастерами — красным и синим. Крестики, галочки, вопросительные знаки, какие-то цифры в кружочках. Много значков. Создавалось впечатление, что мою жизнь подвергли криптоанализу или оценивали по шкале пригодности для неведомой, но явно непростой миссии.
— Итак, — голос Катерины был ровным, металлическим, лишенным интонационных перепадов, — условия предельно просты и прозрачны. Вы обязуетесь выполнять все распоряжения и инструкции, поступающие к вам в рамках Экспериментального Протокола Маргус Си. Безоговорочно, оперативно и в полном объёме. Мы же, со своей стороны, гарантируем вам фиксированное денежное вознаграждение в размере десяти тысяч рублей. В месяц.
— Целых десять? — не удержался я от уточнения, пытаясь вложить в голос всю гамму чувств — от иронии до легкого шока.
— Да, — кивнула она, не моргнув. Её веки, казалось, были лишены рефлекса моргания, как у ящерицы. — Десять тысяч. Это установленная ставка для Добровольных Участников первой категории сметы.
— А как же минимальный размер оплаты труда? — рискнул я апеллировать к известному юридическому понятию. — Он ведь существенно…
— Вы не наёмный работник, — перебила Катерина, и в её голосе вдруг прозвучали нотки ласковой снисходительности, словно она обращалась к неразумному, но любопытному ребёнку. — Вы — Добровольный Участник Экспериментальной Программы. Это принципиально иная правовая категория. Эксперимент… — она на секунду задумалась, подбирая аналогию, — это вроде сплава на самодельном плоту по Енисею. Или экспедиция по поиску мифического града Китежа на дне Байкала. Волонтерство, — добавила она, как бы ставя точку. — Оно оплачивается совершенно другой строкой бюджета. А нередко, — её губы едва тронула подобие улыбки, — и вообще не оплачивается, вознаграждаясь лишь чувством выполненного долга и общественным признанием. Как субботники по уборке территории после падения чего-нибудь с неба, например. Но вы, — подчеркнула она, — ведь будете получать полное содержание на весь период эксперимента! А это, поверьте, дорогого стоит.
Я уже открывал рот, чтобы поинтересоваться конкретным составом этого загадочного «полного содержания», но Катерина, словно считывая мои мысли, опередила:
— Кроме того, действует система прогрессивного бонусного стимулирования. Если продержитесь три месяца — единовременная премия в размере пятидесяти тысяч рублей. Шесть месяцев — ещё двести тысяч. Ровно год — дополнительно двести пятьдесят тысяч. А если не выйдете из эксперимента раньше времени, и пройдёте весь предусмотренный Протоколом срок, то есть полтора года, то получите финальный бонус. Один миллион рублей.
Она сделала театральную паузу, предоставляя моему сознанию возможность переварить эти астрономические для моего кошелька цифры. Мой внутренний калькулятор лихорадочно зажужжал.
— В сумме, при успешном прохождении всего цикла, — добавила Катерина, закатывая глаза под высокий, покрытый паутиной и слоями пыли потолок цеха, как бы указывая на невероятную, почти небесную щедрость предложения, — это составит полтора миллиона рублей. Чистыми. На руки. Или на карту. По вашему выбору.
В голове пронеслось: такие суммы сулят по федеральной программе «Сельский доктор» — но там нужно пять лет пахать в глуши, где избушки с удобствами во дворе, по дорогам не всякий трактор проедет, а медведи — основные конкуренты на рынке малины. И я не доктор. А тут… всего полтора года. Хотя, «всего»
