Возвращение с Марса - Василий Павлович Щепетнёв
— Нет, — признался я. — Ничего.
— Значит, отпадает и доставка. Пешком с пиццей — не вариант.
Я почувствовал, как земля окончательно уходит из-под ног.
— Так что же мне делать, Семён? Куда податься? — в голосе моем прозвучала нота отчаяния, которую я тщетно пытался заглушить.
Семён задумался, постукивая пальцем по столу. Потом взгляд его стал каким-то… отстраненным.
— Есть вариант. Радикальный. Можно контракт заключить. С Министерством Обороны.
— С Министерством… Обороны? — переспросил я. — Я биолог, Сеня. Не штурмовик.
— Биологи им тоже нужны, — отмахнулся он. — Лаборатории всякие. Полевые исследования в… специфических условиях. Будет тебе и стол, и кров. Казарма, но крыша. И деньги будут. Не шикарно, но стабильно. И форма. Форма дисциплинирует.
Я усмехнулся, горько.
— Ты уже четвёртый, Семён.
— В каком смысле — четвёртый?
— Четвертый человек за эту неделю, предлагающий мне подписать контракт с военкоматом, — пояснил я. — Видимо, у них план по набору ученых мужей.
— Не хочешь — как хочешь, — пожал плечами Семён, но в глазах мелькнуло что-то похожее на раздражение. — Тогда… — он снова задумался, потом взгляд его устремился куда-то вверх, в потолок, а может, и дальше. — Тогда тебе один путь. Прямой. Без вариантов. Полететь на Марс.
Я смотрел на него, ожидая усмешки. Но лицо его было серьёзным.
— А говоришь, не шутник, — пробормотал я.
— Я и не шучу, — сухо ответил он. — Идёт набор. Добровольцев. На имитационный полёт.
— Имитационный? — переспросил я, чувствуя, как странное сочетание слов переносит меня обратно в подлёдное царство.
— Именно, — кивнул Семён. — Лететь никуда и не нужно. Физически. Тебя закупорят. Вместе с другими такими же добровольцами. В специальный комплекс. На Земле. Который будет имитировать космический корабль, летящий к Марсу. Полная изоляция. Строгий режим. Работа по программе — эксперименты, тесты, рутинные операции. Будешь сидеть там, в этом ящике, играть в космонавта в составе экипажа из шести человек. А тебе за это будут капать какие-то денежки. На счёт. За полгода, год… сколько там продлится эта имитация… накопишь. Прилетишь виртуально назад, все твои земные проблемы останутся при тебе, никуда не денутся, но зато денег заработаешь. Капитал для рестарта. И опыт необычный.
— Какие… денежки? — спросил я осторожно, чувствуя, как в груди шевельнулся червяк надежды. Глупой, абсурдной, но надежды.
— Не думаю, чтобы огромные, — честно признался Семён. — Наши ребята ходили на собеседование — никто не согласился. Цифры не впечатлили. Но из наших у всех положение, прямо скажу, куда как лучше твоего. У всех есть квартиры, семьи, машины и дачи. А ты… — он многозначительно посмотрел на меня. — Тебе терять нечего, кроме времени. А время у тебя сейчас есть. Вот телефон координатора. Звони. Узнавай подробности. Может, твой шанс.
Он вырвал листок из блокнота, что-то быстро нацарапал и протянул мне. Я взял бумажку, как талисман, как пропуск в хоть какую-то, но альтернативу свободному падению. Мы пожали друг другу руки. Распрощались. Он даже из-за стола привстал.
Как потом оказалось — расстались навсегда.
Через три недели, когда я уже метался между мыслями о военкомате и звонком по тому самому номеру, пришла весть. Семён утонул. Во время дайвинга. Где-то в районе Большого Барьерного Рифа. То ли акула ненароком скушала, то ли акваланг оказался неисправным, а, может, ещё что — сердечный приступ, неконтролируемый подъём, наркоз глубины… Точного ответа не было. Об этом даже в местной газете, в разделе «Происшествия», маленькая заметка была. «При исследовании состояния коралловых рифов погиб наш земляк, известный учёный-эколог». И всё.
Я смотрел на газетный листок, потом на телефонный номер на потрёпанном уже листке из блокнота. Я его при себе носил, листок. Доставал и прятал, доставал и прятал. Ирония судьбы горька и нелепа. Человек, предлагавший мне спасительный, хоть и виртуальный, Марс, сам нашел свой конец в необъятных просторах Океана. Остался я. На площади. С проблемами. И с телефонным номером, ведущим в герметичную бочку, имитирующую спасение.
Глава 2
Территория плодоконсервного комбината имени товарища Микояна представляла собой памятник ушедшей эпохи. Колосс консервации, некогда наполнявший округу ароматами тонн и тонн томатов, патиссонов, и неведомой ныне субстанции под кодовым названием «Ассорти Сельское», ныне почил в бозе, отдав свои внутренности на растерзание времени и мелкому предпринимательскому зуду. Но память о прошлом, как запах абрикосового повидла, въевшийся в бетон на молекулярном уровне, все ещё витала в воздухе, пропитанном пылью, ржавчиной и чем-то неуловимо сладковато-гнилостным. Поэтому в обиходе говорили просто, с почтительным лаконизмом: «У Микояна». Как о некоей константе в бурлящем море перемен от хорошего к замечательному.
Строить здесь ни торговый центр, ни жилищный комплекс пока не спешили. Решили годить, выжидать, терпеливо караулить у моря погоды, точнее, у Спасской башни — лучших времен. Времен, которые, как уверяли оптимистичные голоса из динамиков телевизоров, несомненно, вот-вот настанут, и прогресс распустит тысячи цветов всеобщего благоденствия. А пока пустующие цеха, бывшие лаборатории контроля качества и даже гигантские холодильные камеры, где некогда хранились стратегические запасы компота, сдавались в аренду. Под склады для товаров сомнительного происхождения и срока годности. Под автостоянки для транспортных средств, чей возраст и техническое состояние вызывали у инспекторов ГИБДД приступы экзистенциальной тоски. И, конечно же, под конторы. Конторы самой неясной, зыбкой, словно мираж в мареве раскаленного асфальта, принадлежности. Вроде той, куда я, преисполненный смеси надежды и глубочайшего скепсиса, направлялся на собеседование.
Три дня назад, в приступе отчаяния, после просмотра вакансий, обещавших либо космические гонорары за навыки владения экзотическими языками вымерших цивилизаций, либо бесплатный обед в нагрузку к каторжному труду, я позвонил-таки по оставленному другом Сеней телефону. В ответ мне прислали список документов, которые я должен отправить им по электронной почте, и я честно выслал резюме. Приложил сканы всех требуемых бумаг. Давеча, почти как чудо, пришел отклик. Сухой, лаконичный: место и время, Кабинет 11. 15:00. И вот я — здесь. У Микояна.
