Время для счастья - Мария Метлицкая

Да, неожиданно…

И что-то совсем нет радости. Или просто злость еще не прошла?

Катя не была отходчивой, это правда. И разобидеться вот так, сразу, не умела. Верка умела, а Катя нет. Верка вообще не помнила зла — счастливое устройство организма. А у Кати все откладывалось, как жировые запасы, а потом, когда надо или не надо, всплывало.

— Замуж, Чемоданов, не приглашают. Приглашают в гости. А замуж зовут!

Чемоданов почему-то обрадовался:

— А, ну, значит, зову! Кать, у меня это в первый раз! Опыта нет, извини.

«Не в опыте дело, а в мозгах, — подумала Катя — болван ты, Саквояж, непробиваемый. Все тебе как с гуся вода. Отправлю тебя сейчас, может, что-то дойдет! Только вот хватит ли смелости отправить?»

Смелости не хватило. Чемоданов, резво скинув куртку и ботинки, пошел в ванную вымыть руки и очень довольный уселся за стол.

«Ну что за человек? — глядя на него, возмущенно думала Катя. — Сияет, как начищенный самовар. А у меня все бурлит. Как все просто — пришел, вручил кольцо и прощен! Готов вести под венец! Надо же, осчастливил! А вот как пошлю его! Полетят клочки по закоулочкам! Выскажусь и выпру за дверь. Не ущемлю свое самолюбие, не откажу себе в удовольствии. Зачем я сама себе вру? Я же взрослая девочка.

Ведь он хороший, этот Чемоданов. Нет, правда, хороший! Надежный, спокойный, ответственный. Только моментами непробиваемый, неуязвимый, как глыба льда. Потому что бывший военный? Непробиваемый такой балбес, толстошкурый тугодум. Плюс с юмором у него не очень. Но ведь это не самый большой недостаток?

Он хороший, мой Саквояж. Честный и правильный. И досталось ему ого-го! Был ранен, но тщательно это скрывает. Хочет казаться таким мачо-мачо, таким бесстрашным и сильным героем, неуязвимым смельчаком, вечным победителем. А на деле растерянный мальчик».

Нет, она его не прогонит. Немного помучает, потерзает, а потом пожалеет. Или она не женщина? Но не упадет спелым яблочком прямо в руки, не жди! Может, что-то поймет?

Упала. В ту же самую новогоднюю ночь и упала. С радостью, надо сказать, и с наслаждением.

Чемоданов уже засыпал, а Катя, удобно устроившись на его сильной, широкой груди, думала о том, какая она счастливая.

Вдруг вспомнила. Всплыли из глубин сознания обиды. Растормошила его, почти уснувшего, и, наклонившись над ним, позвала:

— Послушай, Чемоданов!

Он недовольно скривился:

— Кать, я же сплю!

— Проснись! — суровым голосом приказала она. — Всего один вопрос, Чемоданов! Один, но очень важный!

Чемоданов громко вздохнул:

— Ну спрашивай.

— Почему сегодня? Почему именно сегодня? В честь, так сказать, праздничка? Чтобы не сидеть сычом одному? Или совесть замучила? Нет, ты ответь! — И она с силой затрясла его за плечо.

Чемоданов широко зевнул.

— При чем тут праздник, Кать? И при чем тут сычом? Ты же знаешь, к одиночеству я привык, и оно меня не пугает. А кстати, почему меня должна была замучить совесть? Разве я в чем-то провинился? — он недоуменно хлопал глазами. — Просто я все закончил, Кать. Дом закончил, все мелочи исправил. Мебель расставил, даже белье постелил! Ну чтобы ты зашла и ахнула. Только кастрюли не купил, — расстроенно добавил он. — Это уж ты сама, ладно? Ни черта я в них не понимаю, если честно. Пошел, посмотрел и расстроился — такое покрытие, сякое, двухслойные, трехслойные, антипригарные, керамические, с инкапсулированным дном, медные, алюминиевые. Ой, блин! Вот честно — я растерялся!

— Кастрюли? — тихо переспросила Катя. — Ты, Чемоданов, не купил кастрюли? — интонация была угрожающей.

— Не, не купил. Сама купишь. Жену, Кать, надо приводить в собственный дом. В готовый собственный дом. И чтобы все, понимаешь, чтобы все там было… В общем, ты меня поняла. А торопиться не хотелось и напортачить не хотелось, ты же знаешь, какой я придирчивый зануда! Хотел к ноябрьским, но не успел… А к Новому году успел! — И Чемоданов счастливо засмеялся. — Так что завтра, Кать, поедем на место. Домой. И кстати, кольцо подошло или ты не померила?

— Подошло, — откинувшись на подушку, тихо ответила Катя, — спасибо. Очень красиво, правда.

Чемоданов довольно кивнул, громко зевнул, потянулся и перевернулся на другой бок.

Катя молчала. Кастрюли. Она страдала, а он искал кастрюли. К ноябрьским он не успел! Боже, и за такого вот идиота я собралась замуж? Может, стоит подумать? И все тихой сапой, без обсуждений и объяснений. Нет, он дурак, но и я дура — напридумывала черт-те чего и страдала! Выходит, мы пара.

Вдруг вспомнила и хлопнула Чемоданова по спине:

— Слушай, Чемоданов! Я тут та-акое купила! А показать забыла! Такой комод, Чемоданов! Знаешь, как он в гостиную впишется? А тумбочка? Аккурат у твоей кровати! Такая красотка, глаз не оторвать! А тарелки? Мейсен, Чемоданов! И бокалы, чашки, Англия, Германия. Чемоданов, ты меня слышишь? А еще… — Катя зажмурила глаза и таинственно улыбнулась. — Акварель! И знаешь, кто автор? Не знаешь! — торжествующе сказала она. — А автор Панкратов. Тот самый Панкратов. Я почти уверена. Ты представляешь? Такое везение! Вставай, пойдем разглядывать. Я тебе все покажу! А книги какие! И старые открытки! Ты знаешь, я их люблю. Ну и еще новогодний сюрприз! Ты обалдеешь, честное слово, я и сама не поверила! Я такое тебе расскажу и покажу — ты обалдеешь! Я тут случайно кое-что откопала! Про твоего родственника, Чемоданов, про твоего любимого двоюродного деда! Чемоданов! Ты меня слышишь? — Катя потрясла его за плечо.

Но Чемоданов крепко и сладко спал.

Все правильно: мужчина и женщина — две разные планеты. Несмотря на некоторые совпадения.

Год Собаки

В то время Анна часто думала, сможет ли пережить все это? Силы были на исходе, ей казалось, что она все это не выдержит.

Ну допустим, она будет жить и даже ходить, хотя врачи ей этого не обещали. «Пятьдесят на пятьдесят», — говорили они. В наше время говорят напрямую и честно, без обиняков, хотя Анна считала, что это ужасно. Не все хотят знать правду. Многие верят, что все обойдется, все понимают, а верят. Добровольно надежду никто отпускать не желает, надежда — последнее убежище человека, а уж больного — тем более. Врачи говорили честно, но как-то расплывчато: «У вас молодой организм, вы еще молоды, у вас прекрасная мышечная масса и мышечный корсет, да и вообще надо верить! Верить и надеяться на лучшее, у оптимистов всегда больше шансов. И еще, Анна! Надо надеяться на… — взгляд наверх,