Время для счастья - Мария Метлицкая
А старички поглазеют телевизор, покритикуют артистов — и правда, до тошноты надоели. С ворчаньем съедят кусок торта — раньше он был точно вкуснее — и с тяжелыми вздохами отправятся спать.
И еще будут просто одинокие люди, не обязательно старички, а, например, такие, как Катя. Они съедят покупной салат — а что, совсем неплохо, особенно когда неохота готовить, — выпьют шампанского, потом чаю с пирожным, полчаса посмотрят новогодний концерт и, конечно же, поплюются, как те старички: все надоело, все те же лица, каждый год одно и то же, фу!
Ну а потом отправятся спать. Правда телефон будет рядом, обязательно рядом: в кармане, на столе, на прикроватной тумбочке.
Они будут ждать. Врать себе и все-таки ждать. Ждать, что им позвонит именно тот, кто им нужен.
Ладно, все, хватит. Так, значит, так. Как сложилось, так и вышло.
И снова перед глазами вставали лица Гарика, Эмилии и Володи.
Теперь они с ней навсегда. Господи, ну зачем ей было все это надо?
* * *
Тридцатого все прошло ожидаемо — никто не работал, все чмокались и поздравлялись, подкладывали друг другу подарки, втихаря пили шампанское, угощали друг друга тортами, конфетами и пирожками, шумно обсуждали предстоящий праздник, ругали мужей и ворчали на жен, а после обеда вышел шеф и поздравил всех с наступающим. Речь его была короткой и банальной, говорить он не любил и не умел, но сказал, что завтра все получат небольшую премию, потому что большую не заработали.
Все дружно захлопали и загудели, обрадовались и недовольно зашушукались — понятное дело, работниками всегда недовольны. И работники тоже всегда недовольны начальством. Жизнь.
А тридцать первого будет выходной — повезло, совпало с субботой. Ну и отлично: долгожданный сладкий сон, потом две чашки крепкого кофе — и на диван, к телику.
Весь день можно смотреть старые любимые комедии — сейчас таких нет, один суррогат. Потом потрепаться с мамой и Веркой, прочесть кучу сообщений от ненужных и нужных людей.
Подремать на диване, почитать, снова включить телик и снова попасть на замечательный фильм, например на «Бриллиантовую руку» или «Джентльменов удачи», которые можно смотреть бесконечно.
А потом под бой курантов выпить бокал шампанского — брют Катя не любит, а любит сладкое асти.
Ну и все, ритуал соблюден, и можно укладываться в кровать. И еще радоваться, что все наконец закончилось.
Подготовка к празднику, корпоратив, сам Новый год — все позади, и это прекрасно.
Скорее бы будни, работа, чтобы не думать, не думать, не думать…
Катя уснула под «Любовь и голуби», в самый разгар курортного романа нелепого Василия и несчастной Раисы Захаровны.
Уснула, потому что выпила два бокала вина. А что такого, женщина она свободная, семьей и гостями не обремененная, хочу — сплю, а хочу — выпиваю.
Спала она крепко, со снами, странными, но не тревожными, как обычно, а светлыми и даже радостными. Сюжет потом не вспомнился, а ощущение радости осталось.
Разбудил ее звонок в дверь. От неожиданности — кого еще принесло? — она вздрогнула и открыла глаза. Верун? Да, скорее всего! Верка такая, бесцеремонная. Делает, что приходит в буйную головушку. Конечно, она, кто же еще! А может, не открывать, раз без звонка и предупреждения? Еще и нарядится, как чучело огородное, в какую-нибудь Снегурочку или, того хуже, в Деда Мороза, с нее станется. Намалюет помадой щеки, наклеит ресницы, наденет накладные косы, украсит их мишурой — и нате вам, Снегурка! Смотрите и радуйтесь!
С тяжелым вздохом Катя сползла с дивана. Глянула в глазок. За дверью стоял Чемоданов. Обычный такой Чемоданов, спокойный, как памятник, в старой дубленой куртке, в высоких ботинках и с непокрытой головой.
И выражение лица было знакомое, чемодановское, — спокойное, безмятежное, невозмутимое.
Как будто ничего не случилось, и они не ссорились, и Катя не уехала от него, кипя от негодования и обиды.
Катя смотрела на Чемоданова, а Чемоданов смотрел на дверь.
Протянул руку к звонку. «Ага, понервничай! — усмехнулась Катя. — А я тебе не открою! Думай что хочешь. Куда я ушла, к кому и зачем».
Второй звонок был длиннее первого, но тоже вполне деликатный, Чемоданов и нервы — ну нет, хладнокровия и терпения ему точно не занимать.
Ну-ну, дело ваше. И Катя на цыпочках пошла обратно к дивану.
Раздался писк эсэмэски. Катя глянула — он. Что, терпение заканчивается, нервничаем, господин Чемоданов?
Я знаю, что ты дома. Пожалуйста, открой дверь. Мне надо сказать тебе что-то важное.
Надо ему! Ему, видите ли, надо!
А ей вот не надо, понятно? Он знает, что она дома. Подумайте! Шерлок Холмс с миссис Марпл. Конечно, знает — на кухне горит свет, в комнате включен торшер и мелькает телевизор. Любой дурак поймет, что Катя дома.
Звякнула следующая эсэмэс:
Катя! Я прошу тебя. Мы же не дети!
Следом раздался третий звонок. Куда более настойчивый и раздраженный.
«Ах да, третий звонок! — усмехнулась Катя. — Пора начинать спектакль!»
Она подошла к двери и с силой дернула ее на себя.
Видок у нее был еще тот — заспанная, растрепанная, злющая.
Чемоданов невозмутимо кивнул и прошел в квартиру.
Никаких попреков и выяснений. Робот, а не человек. Машина.
Катя не предложила ему раздеться — стояла с насмешливой и недоброй ухмылкой, поза руки в боки.
— Что, Чемоданов? — спросила она. — Заехал поздравить? А где же подарок?
— Подарок, — повторил он и суетливо полез в карман куртки. — Вот он, подарок! — смущенно сказал Чемоданов, протягивая ей маленькую темно-синюю коробочку. — Надеюсь, тебе понравится.
— Что это?
— Кольцо. Ну типа помолвочное.
— Какое? — с издевкой переспросила Катя. — Я не расслышала, повтори.
Чемоданов собрался. Выпрямил спину, гордо вскинул голову и, кашлянув, спросил:
— У тебя со слухом проблемы? По-мол-воч-ное! Теперь расслышала?
Пикируется — еще и пикируется! Вот гад! И главное — никаких извинений! Ни слова, вот человек!
— Теперь — да! — хмыкнула она. — Теперь расслышала.
Чемоданов облегченно выдохнул, расслабился и настороженно улыбнулся.
Катя открыла коробочку, в ней лежало кольцо. Хорошее кольцо, из белого золота, как она любила, с небольшим, но чистым бриллиантом. Неброское и непафосное — словом, такое, как надо.
Повертев коробочку, Катя кольцо не примерила и положила обратно.
— И что? — пренебрежительно фыркнула она. — Что дальше?
— Как — что дальше? — Чемоданов окончательно растерялся. — А дальше, — голос его стал хриплым, — а дальше я зову тебя замуж. Или приглашаю! Или так не говорят? — совсем потерялся он.
— «Или, или», —
