Рассказы об эмоциях - Марина Львовна Степнова
Возвращается в спальню. Захлопывает окно, не раздеваясь падает на диван и укрывается с головой.
Баран продолжает жаловаться. Чуть погодя его блеяние перебивается собачьим лаем, еще через какое-то время целая стая собак истошно лает, захлебываясь и повизгивая, а крики барана делаются громче и тревожнее. Мужчина ворочается с боку на бок. Встает. Вытаскивает из ушей вату, бросает ее на пол и устремляется к окну. Распахнув окно, кричит изо всех сил:
– Эй, чей это чертов баран там внизу? Уроды! Чей баран, я вас спрашиваю!
Тишина. В шестиэтажке горят всего четыре окна. Во всех остальных квартирах люди, вероятно, мирно спят.
– Да что же это такое? – шепчет мужчина. – Они что, оглохли все?
Он снова высовывается в окно.
– Чей это баран, чабаны треклятые?!
– Эй, сосед, зачем шумишь? – окликают его с верхнего этажа. – Перебудил всех!
Мужчина выворачивает шею, глядя вверх.
– Я шумлю? – переспрашивает он. – Я разбудил? А этого поганого барана вам не слышно? А собаки вам не мешают?
Невидимый сосед сверху громко зевает.
– Слушай, Вазген, нам мешаешь ты. Всякие природные звуки нам не мешают. Не шуми больше, хорошо?
Окно захлопывается.
– Чей это баран? – истошно кричит Вазген, свесившись из окна. – Эй, чей это баран, скажи!
Верхнее окно открывается.
– Не знаю я, чей это баран! – отвечает сосед раздраженно. – Кто-то привез для матаха[7], не знаю кто.
Окно опять захлопывается.
В течение всего разговора баран продолжает блеять, а собаки – выть.
Вазген хватается за голову.
– Город, – шепчет он саркастически. – Столица! Центр! Цивилизация! Природные звуки им не мешают! Только другие люди!
Он одевается и идет на кухню. Стоя пьет остывший чай.
– Хорошо же, – говорит он с угрозой. – Найдете вы утром своего барана… Нарезанного на шашлык!
С грохотом выдвигает кухонные ящики. Из одного берет фонарик, из другого – ножницы. Вертит их в руках, прячет в карман. Идет в ванную комнату. Берет стоящее в ванне ведро с водой и выносит его в прихожую. Порывшись в стенной нише, отгороженной занавеской, достает лыжные палки.
С лыжной палкой в одной руке и с ведром в другой выходит из квартиры.
Темный двор. Несколько дворняжек истерично облаивают закут между двумя гаражами, где, очевидно, находится баран. Оттуда в ответ доносится громкое блеяние. Вазген подкрадывается к собакам и с размаху выплескивает на них воду из ведра. Собаки с визгом разбегаются. Погрозив им палкой, Вазген отбрасывает пустое ведро и направляется к гаражам. Остановившись перед темным закутком, где притаившийся баран наконец замолчал, роется в карманах в поисках фонарика.
В этот момент кто-то хватает его сзади. От неожиданности Вазген вскрикивает.
– Брат! Друг! – низкорослый, голый по пояс толстяк в тренировочных штанах горячо прижимает Вазгена к груди. – Я гляжу, что это там такое? А это ты шуруешь! Родной ты мой…
– Вот! – толстяк разворачивает Вазгена лицом к двум вынырнувшим из темноты парням. – Вот настоящий мужчина! Единственный на два дома! Не поленился, спустился, отогнал собак от бедного животного. Все остальные как думают? Не наш баран, какое наше дело, съедят его собаки или нет. А Вазген не такой, он хороший сосед. Он бежит на помощь! Побольше бы таких, как наш Вазген, и этому двору, и этому городу!
– Здравствуйте, дядя Вазген. Как поживаете?
Юноши степенно пожимают Вазгену руку.
Взбудораженный толстяк еще раз крепко его обнимает.
– Завтра ты у нас, – говорит он. – Как хочешь дела свои устраивай, но чтобы пришел обязательно. Посидим, выпьем, поговорим… Дочка у меня в институт поступила на бесплатное отделение. Брат барана прислал, завтра матах будем делать. Такая радость!
Приобняв Вазгена за плечи, толстяк ведет его к подъезду.
– Барана в гараже заприте, – бросает парням. – А то эти шавки вернутся, вконец его запугают. Вот скажи, брат, разве это город? Везде бродячие собаки шляются. Кто за этим должен следить? Правительство! А оно следит? И не думает. И что мы имеем? А то, что такой человек, как ты, уважаемый человек, с высшим образованием, с портретами великих предков на стенах, должен среди ночи идти спасать чужого барана!
Вазген оглядывается на брошенное ведро и делает попытку вернуться за ним, но сосед увлекает его за собой.
– Пошли-пошли, дорогой, не волнуйся, мальчики все сделают как надо.
Они заходят в подъезд.
– Дочка у меня без матери растет, а такая умница! – толстяк, отдуваясь, поднимается по лестнице, не переставая говорить. – Представляешь, своими силами поступила! Никто никому ничего не приплачивал. Мать-покойница глядит с небес, не нарадуется… Брат вот барана привез…
Остановившись на площадке второго этажа, перед дверью Вазгена, сосед отворачивается, вытирая слезы. Вазген смущенно откашливается, не зная, как на это реагировать.
– Примите мои соболезнования, э-э-э, то есть поздравления… Я хочу сказать…
Сосед крепко сжимает его плечо.
– Горе и радость идут рука об руку, верно?
– Верно, – с облегчением кивает Вазген.
– Завтра ты у меня, брат! – сосед еще раз крепко встряхивает Вазгена и, похлопав его по спине, поднимается вверх по лестнице.
Вазген входит в свою квартиру. Подбирает с пола брошенную лыжную палку и прячет обе обратно в нишу. Идет в гостиную.
Рассматривает висящую над диваном фотографию круглолицей старушки.
– Портреты великих предков… – шепчет Вазген. – Эх, мама…
Со двора доносится баранье блеяние. Приглушенное, зато сопровождаемое ударами и дребезжащими звуками. Это запертый в гараже баран штурмует ворота своей темницы, бьется в них рогами.
Час спустя Вазген лежит на кровати, мрачно уставившись в потолок, и слушает музыку в наушниках.
Алексей Поляринов
Нате
Гуров шел с работы по улице Горького и представлял всякое нехорошее: как лупит коллегу газовым баллоном или душит старшего смены конвейерной цепью.
– Хороший ты мужик, Гуров, – говорили ему. – Настоящий. Если б не характер, уже б давно начальником цеха стал, а так…
Это был не первый отказ в повышении, за годы Гуров много раз подбирался к заветному званию, к тому, чтобы сделать тот самый шаг вверх по карьерной лестнице, и всякий раз срывалось – снова ссорился с кем-то, говорил всю правду в лицо, не мог сдержаться. Бессильная злоба толкалась в груди, он стискивал зубы, не знал, куда ее деть. Иногда злобы было так много, что он орал прямо на улице, чем пугал проходящих мимо людей, они отшатывались, переходили на другую сторону.
Справляться с
