Последний человек в Европе - Деннис Гловер
– «Начались роды удачно, и на свет уже появились три поросенка размером ненамного больше крысы. Агостино практически ничего не оставалось делать, кроме как подыскивать каждому подходящую кличку. Четвертый родился трудно, но после него дело пошло как по накатанной и всего на свет появилось семь поросят. Агостино поднял четвертого, который не хотел рождаться».
К микрофону наклонился второй актер, красивее внешностью.
– Очень больной поросенок. Назовем его Бенито Муссолини.
Звукооператор вставил особенно громкий визг и подождал, когда Оруэлл нажмет на кнопку, но тот опоздал. Его уже отвлекла новая задумка.
* * *
Килберн, декабрь. Он сидел на протертом мягком кресле рядом с лампой и читал Айлин, сидевшей на диване, завернувшись в одеяло.
– Значит, Снежок – это Троцкий? – уточнила она.
– Правильно.
– А цыплята, которые сознались, что на него работают, – они на показательных процессах?
– Да.
– И их пустят на убой?
– Pour encourager les autres[67].
– Как грустно… – Она снова затянулась сигаретой. – Курицы… Почему у них нет кличек? Всех остальных ты назвал. Даже козу! Которую, кстати говоря, лучше назвать Мюриэл.
– В честь нашей капризной старушки.
– Вовсе она была не капризная. Просто умная – видела тебя насквозь. Знаешь, я почему-то всегда представляю коз в очках.
– Да, интересная мысль.
– Так что с курицами?
– Лучше не давать им имен – иначе их труднее есть.
– Своего кочета Форда мы съели.
– Мы голодали, не забыла? И вообще, сколько помню, он был тем еще мерзавцем.
– Эта книга – она станет твоей самой успешной, я чувствую. Понравится даже детям. – Она снова затянулась сигаретой. – Хотя, подозреваю, для самых маленьких родители ее цензурируют.
– Особенно когда я убью коня.
– О, несчастный Боксер! Передумай! Все уснут в слезах.
– У революций не бывает счастливых концовок – в том-то и суть.
– Когда я буду читать нашему мальчику или девочке – если мы найдем, кого усыновить, – я скажу, что Боксера взяли в цирк, чтобы катать ребятишек.
– Поверь, дорогая, оптимистичные концовки никогда не работают.
5
Гринвич, июль 1944 года. Снова зазвучали сирены и возобновился барабанный бой далеких залпов, все громче и громче, когда стрельба приближалась. Дождавшись своей партии в симфонии, открыла огонь зенитная батарея 37-миллиметровых пушек в парке напротив, сотрясая стены и окна и просыпая пыль штукатурки на пол. Как ни странно, младенца пушки не разбудили. Оруэлл обернулся к Айлин и прошептал: «В наше время они к этому привыкают уже в утробе».
Они назвали его Рикки – уменьшительное от Ричард Горацио Блэр. Первое имя – в честь их друга сэра Ричарда Риза, второе – в честь единственного английского героя, непохожего на тори. Втайне Оруэлл всегда восхищался стариной Нельсоном, взирающим со своей колонны на Трафальгарской площади сверху вниз на врагов Британии. «Если б только Черчилль был социалистом», – думал Оруэлл. Их мальчик был военным сиротой, оставлен какой-то невезучей девушке канадским солдатом, сейчас, видимо, дрожащим в окопе в Нормандии.
Оруэлл встал и выглянул в открытое окно. Это было, конечно, глупо, но если бы снаряд угодил в дом, то какая разница? Улицу освещали скорострельные вспышки зенитной батареи. Вот какой мир унаследует мальчик – с покоцанными бомбами тротуарами, заколоченными окнами, с пустырями и наскоро закопанными воронками. На ум пришел уэллсовский поблескивающий и стерильный мир из стекла, стали и белоснежного бетона. Да, насчет Эйч Джи он оказался прав.
За залпами и визгом ночных истребителей слышалось устрашающее урчание пульсореактивного двигателя. Каждый день в них запускали около пятидесяти баллистических ракет, половина из них преодолевала прибрежную оборону и падала на перепуганных горожан. «Пусть не замолкает, – молился он. – Пусть двигатель заглохнет где-нибудь подальше». Когда тот действительно затих, Айлин крепко его обняла и приготовилась к взрыву, который раздался ближе, чем когда-либо прежде.
– Они всегда перелетают, – успокоил он шепотом, заметив, что малыш по-прежнему спит.
– Откуда ты знаешь?
– О, я чувствую. Когда они подлетают близко, у тебя быстрее бьется сердце. Это никогда не подводит.
– Суеверия.
– Как говорят кокни, ракеты хотя бы слышно заранее, успеваешь спрятаться под стол.
– Мы не спрятались.
– Нет, но однажды мы будем вспоминать эти ракеты с ностальгией. Новое оружие предупреждать не станет.
По крыше над их постелью зазвенела шрапнель взорвавшегося противовоздушного снаряда. Рикки заплакал.
– Выпускник шестьдесят четвертого года проснулся, – сказала Айлин. Теперь им еще долго не уснуть.
Он встал и принес Рикки ей, прихватив бутылочку с молоком, еще теплую от летней жары. Найти резиновую соску оказалось настоящим испытанием – сейчас нельзя было купить ничего, что производилось из военных материалов вроде резины. К Лондону снова покатился рокот.
– Любимая, что за мир унаследует наш малыш?
Она прижала младенца к груди и начала кормить, а он нежно поглаживал пальцем его щеку, свободной рукой обхватив жену за плечи. Появление Ричарда сблизило их и наконец прекратило все его романы на стороне, особенно после жуткого скандала из-за секретарши Салли Макьюэн. Насколько он мог понять, Айлин тоже больше не искала приключений.
– Наверное, это зависит от нас. От того, что мы сделаем и какой мир ему оставим.
– Он дорастет до нашего возраста только в восьмидесятых. Кажется, будто это целая вечность. Хотя бы война к тому времени закончится.
– Он заслуживает жизнь лучше, чем была у нас, да?
Оруэлл задумался о бедности и унынии их существования. После стольких лет войны уже все, кроме самых богатых лондонцев, латали свою одежду и ели капусту. Ему казалось, он видит, как пыль с потолка забила поры кожи Айлин. Где-то на другом конце Лондона глухо рванула очередная ракета.
– Нужно увезти его за город. Небольшой фермерский домик, камин, огород и розы перед верандой. Мы умеем жить с земли, как в Уоллингтоне. Запишем Рикки в сельскую школу. Будем настоящей семьей.
– Как пролы – они умеют жить. – Он прижал ее и Рикки к себе.
– Ты можешь даже сбежать от дурацкой «литературной жизни» и вернуться к романам – особенно теперь, когда ты наконец прервал молчание своей сказкой.
Сказка. Он заставил себя не задумываться о том, как трудно найти для нее издателя. Глупо, что он отвлекся на нее и не начал запланированный роман, а теперь кажется, что ее и вовсе не выпустят. Опять трата времени!
– К слову о фермах… Дэвид Астор[68] рассказывал мне о местечке на Джуре, которое можно будет снять.
– Джура? Это где?
– Гебриды. Внутренние. Вроде бы тамошний лэрд[69] –
