Хорошая женщина - Луис Бромфильд
Эмма вздохнула в свою очередь и пробормотала несколько соболезнующих слов. О, да, она знает, что значит остаться одинокой на белом свете. Ведь больше двадцати лет она живет одна одинешенька с тех пор, как мистер Даунс был убит в Китае. Даже его тела не нашли, так что у нее нет даже единственного утешения — ходить на могилу мужа. А это так облегчает горе. Мистер Слэд должен благодарить бога за то, что у него, по крайней мере, есть могила жены. Он знает наверное о своей утрате. Это легче, чем двадцать лет жить мучительной надеждой — может-быть муж жив и вернется. Больше двадцати лет… О да, она понимает и всей душой сочувствует ему.
— Что касается экономки, мистер Слэд, то пусть это вас не беспокоит. Приходите столоваться в моем ресторане. Я буду в восторге от такой чести.
— Принимаю ваше предложение, — мистер Слэд почти игриво хлопнул себя по коленке. — У вас, я слышал, отличная кухня. Но, разумеется, я буду вам платить, — иначе немыслимо.
На секунду в манерах Эммы мелькнул слабый намек на прежнее кокетство, — только тень чего-то давно забытого, притаившаяся в задорном взмахе страусовых перьев шляпы.
— О, какие пустяки! Мне это будет только приятно. Помилуйте, такая честь… — Она встала и протянула руку мистеру Слэду. — До свиданья! Простите, что отняла у вас столько драгоценного времени.
— Что вы, что вы, сударыня, мне было чрезвычайно приятно, — и мистер Слэд с поклонами проводил ее до дверей.
После ухода Эммы мистер Слэд возвратился в кабинет и, прежде чем вернуться к работе, просидел несколько минут, погрузившись в размышления. Тень улыбки бродила по его губам. Он улыбался, потому что думал об Эмме, о ее прекрасной фигуре, ее пышащем здоровьем румяном лице, о мягких линиях ее полной груди и бедер, с которых платье стекало, как струи фонтана.
С минуты смерти Минни — даже еще раньше, в долгие, тяжелые годы ее болезни, — он думал о втором браке, мучаясь угрызениями совести. Угрызения давно исчезли, ибо прошло уже около двух лет со дня ее смерти, и можно было с чистой совестью направить мысли в эту сторону. В сущности говоря, ведь он крепкий, полный сил человек, можно сказать, мужчина в цвете лет. Правда, говорят, что в такие годы человек должен думать о другом. Но тем, кто так говорит, еще нет пятидесяти пяти. Он сам был такого мнения в давно прошедшие времена. А ну-ка, посмотрите теперь на него, разве он хуже, чем был раньше? Пожалуй, лучше, если дело идет о знаниях и опыте. То-то!
Разговаривая сам с собой, он до того увлекся, что губы его зашевелились, точно он и впрямь беседовал, даже спорил, с каким-то другим Мозесом Слэдом, сидевшим напротив по другую сторону стола в монументальном кресле. Он во что бы то ни стало должен был убедить этого второго мистера Слэда.
«Взгляните на миссис Даунс! — продолжал он мысленную беседу. — Замечательная женщина! Какие благородные (да, именно благородные!) линии, какой великолепный цвет лица! Она, можно сказать, тоже женщина в цвете сил. И гораздо красивее, чем была в восемнадцать лет. На такой женщине можно жениться, не задумываясь. Ума ей тоже не занимать стать, — с каким успехом она ведет свое дело. Да, она может оказать большую помощь политическому деятелю».
Говоря по правде, мистер Слэд мечтал о молоденькой вертушке, этак лет двадцати, но, конечно, уважаемый член конгресса не мог позволить себе подобной глупости. Не мог же он жениться на двадцатилетней попрыгунье или, еще того хуже, «связаться» с какой-нибудь легкомысленной особой. Пятидесятипятилетнему вдовцу, имеющему поползновение щипать локти и бедра, нужно быть на-чеку. О, если б ему можно было ущипнуть, — только ущипнуть, — этакое полненькое создание, — ну, в роде миссис Даунс, — он снова почувствовал бы себя юношей. Молодость вернулась бы к нему, влилась бы через кончики пальцев. Ну, что, в конце-концов, дурного в желании ущипнуть девчонку? Почему люди подымают из-за этого такой шум?
Он почти убедил себя в том, что такая пышная, раскрывшаяся роза, как Эмма Даунс, гораздо лучше любой молоденькой попрыгуньи. Правда, имелась еще на примете вдова Барнс, жившая в соседнем доме, тоже женщина в цвете лет и к тому же весьма состоятельная.
Мистер Слэд взялся за «Отчеты Конгресса» и попробовал-было погрузиться в пучину их трескучего красноречия, но минуту спустя раскрытая книга сиротливо покоилась на толстых ляжках, а мистер Слэд продолжал ожесточенный спор со своим двойником.
Вдруг, точно очнувшись от глубокого сна, он заметил, что говорит вслух. «Однако, — подумал он, — необходимо что-нибудь предпринять».
11
Тем временем Эмма энергично шагала под кленами Парк-авеню. В ее уме роились проекты, один интереснее другого. Часто, говаривала она, бывает у нее такое чувство, будто она на гребне волны, но на этот раз было еще лучше: она чувствовала себя почти молоденькой девушкой. Что-то случилось с ней во время беседы с Мозесом Слэдом. Он обратил на нее внимание. Она заметила выражение его глаз и безпокойные движения пальцев, барабанивших по колену. Мужчина ведет себя так только в тех случаях, когда женщина его волнует и сбивает с толку. И длинный ряд воспоминаний, картин далекой юности, возник перед Эммой — катанья в санках, вечеринки, игры в жмурки. Целая вереница молодых людей вплелась в цепь этих воспоминаний, молодых людей, за которых она могла выйти замуж. Теперь все они были в летах, многие — в довольно преклонном возрасте, и большинство добилось богатства и завидного положения в обществе, подобно Мозесу Слэду. Только ей достался каким-то образом самый бедный и неудачный из всей плеяды.
Ну что ж, подумала она, жалеть об этом не приходится, все-таки, она была счастлива, а что касается другого, — богатства и покоя, — то время еще не упущено. Дело ее процветает, и теперь она может с полным удовлетворением оставить его или, еще лучше, передать Филиппу и Наоми, если только он действительно не вернется в Мегамбо. Может-быть это и есть выход, может-быть этим способом его удастся вырвать из отвратительной пасти заводов. Но что останется на долю ей самой, если не будет работы, к которой она привыкла за всю свою жизнь? Ведь не может же она слоняться по целым дням без дела, подобно Наоми и Мабель? Вот, если выйти замуж за человека в роде Мозеса Слэда, — конечно, не за Слэда, ведь она его почти не
