Бледные - Гектор Шульц
– Как и затащить какого-нибудь гота в свою палатку, а, Блодвен?
– Не без этого, сладкий, – ощерила ровные белые зубки Настя. Я удивленно переводил взгляд то на нее, то на Андрея, не понимая, о чем вообще речь. К счастью, все прояснила Вася.
– Это Шакал придумал. Два года назад, когда ни меня, ни Насти в тусовке не было. Они своей компашкой в лес едут, костры жгут, древних богов восхваляют, – ответила она.
– И бухают, как черти, – добавила Настя.
– Одно другому не мешает, – согласился Андрей. – Короче, считай, что это просто выезд на природу, но со своими заскоками. Поедешь?
– Если других дел не будет, – вздохнул я. Под делами подразумевалась мама и то, разрешит ли она мне поехать с ночевкой в лес. Но говорить друзьям об этом я не стал. Что-то подсказывало мне, что традиционной порцией насмешек все не ограничится.
– О, роднуля, – пропела Настя. – Без тебя эти два дегрода точно друг друга поубивают. А ну как закусятся на тему музыки и все, и пиздец.
– Это правда не от меня зависит, – тихо ответил я, машинально поправляя воротник водолазки. Вася внимательно на меня посмотрела и ее бледные щеки тронул стыдливый румянец. На миг мне показалось, что она видит меня насквозь. И знает, о чем я умолчал.
– Расслабься, – вздохнул Андрей. – Силком никого не тащат. Не можешь? Значит, есть причины. О, мой трамвай.
– Я на автобус, – махнула нам рукой Настя. Вася, попрощавшись, тоже пошла с ней.
Естественно, в четверг Макс пригласил и меня, и Славика на празднование Самайна. Ожидалось не так много народу, так как тусовка была все же для своих, но я пока взял паузу. Надо было поговорить с мамой, а она с ночевками отпускала меня куда-то крайне неохотно. Если только не приглашала к себе Гошу. Тогда ей становилось на меня глубоко похуй. Ей и так было похуй, но в этот момент особенно.
Помимо приглашения на Самайн, случилось еще одно знаковое событие. Славик наконец-то привел нашу первую песню в божеский вид. Он заявился в студию к обеду, взъерошенный сильнее обычного и молча раздал каждому его партии. С минуту он нервно покусывал ногти, а потом смущенно порозовел и облегченно выдохнул, услышав то, чего так сильно ждал. Одобрение.
– Все ж стоило тебе в морду дать. Глянь какую красоту сотворил, – буркнул Андрей, отбивая ладошкой ритм новой песни.
– Думаю, звучать будет необычно, – согласилась Вася. Она взяла в руки гитару и, не мешкая, принялась играть. Изредка она останавливалась, смотрела в ноты и возвращалась к исполнению. – Начало в стиле неоклассики?
– Да, – кивнул Славик. – Ярослав предложил добавить осенней меланхолии.
– Отлично получилось, – улыбнулся Макс, заставив меня смутиться. – Начало похоже на Sopor Aeternus. Слышали? Шакал по ним фанатеет. Говорит, что это настоящая музыка смерти. Прочит великое будущее.
– Ну, пусть нам тоже напророчит, бабай майонезный, – фыркнула Настя. Она подперла кулачком голову и внимательно слушала, как играет Вася. – Ну, красота. На Ваську можно вечность смотреть, залюбуешься, как играет.
– Ну, тебя, – тихо рассмеялась та. – Но мелодия и правда красивая.
– После вступления и пары куплетов идет эмоциональный отрезок. Я вдохновлялся классической немецкой готикой.
– Скорее, что-то типа темного кабаре, – кивнул Макс. – Но мне нравится. Ну, что? Прогоним свои партии и попробуем сыграть?
– А, давай. Чего языками лишний раз трепать. Поглядим, как все это дело звучит, – согласился Андрей.
– Василиса, – встрял Славик. – Во второй половине подключается электрогитара, не забудь.
– Да, да, – пробормотала та. – Сейчас педаль найду.
– Тогда я играю вступление? – уточнил Макс и, получив в ответ дерганный кивок, снова улыбнулся. – Поехали.
Странным было то чувство. Играть свою первую песню. Песню, в создании которой ты принимал непосредственное участие. С аранжировкой Славик постарался на славу, как бы комично это ни звучало, и малоизвестное стихотворение Шарля Бодлера вдруг обрело новую жизнь. Теперь в виде полноценной песни.
Первым начал Макс. Мягко коснувшись струн, он проиграл вступление и запел. Запел не так, как тогда, на квартире Слепого Пью. Запел по-другому. Мягко, отстраненно, меланхолично. Все, как и задумывал Славик. После второго куплета подключились бас и ударные. С Андрея словно ветром сдуло все веселье, и он сосредоточенно отбивал ритм, а я наслаждался глубокой вибрацией бас-гитары, отдающейся внутри груди. Славик стоял посреди студии, как настоящий дирижер, напряженно вслушиваясь в каждую ноту. Клавиш в этой песне не было, и я понял, почему, но гораздо позже. Для первой песни был нужен первый слушатель. Кому быть первым слушателем, как не композитору? И Славик со всей ответственностью подошел к этому делу, попутно продолжая уничтожать зубами свои ногти. Иначе он не мог, и с этим все смирялись. Рано или поздно.
– Охуительно, – прошептала Настя, когда мы закончили. Она промокнула черным платком глаза и повторила. – Бля буду, охуительно.
– Спасибо, – пробормотал Славик, нахмурив густые брови. Он повернулся к Василисе и добавил. – В третьей части гитара звучит ярче. Не глуши струны.
– Хорошо, – кивнула Вася. – Почерк твой не разобрала.
– По остальному. К басу вопросов нет. Ударные в начале чуть мягче, думаю. К вокалу тоже вопросов нет.
– Благодарствую, товарищ композитор, – съязвил Андрей.
– Я хочу, чтобы все было прекрасно, – словно оправдываясь, буркнул Славик. – И вокал, и музыка.
– Все хотят, – в голосе Макса прорезался металл. – Если надо, сделаем. Я согласен с замечаниями.
– Тогда еще раз? – спросил Слава. Ответом ему был дружный кивок всех присутствующих. Кивнула даже Настя.
– И раз, и два, и три, – отсчитал Макс и вновь коснулся струн гитары.
Домой я возвращался в приподнятом настроении, а в голове по-прежнему звучал мягкий голос Макса и звук его гитары. Так всегда и бывает, если музыка тебя пробирает по-настоящему. Она надолго застревает в голове и выгнать ее оттуда способен только какой-нибудь навязчивый попсовый мотив, который ты услышишь по радио.
Правда настроение немного омрачил труп у подъезда. Проходя мимо, я невольно вздрогнул, увидев синее, перекошенное лицо местного бомжа Лелика, лежащего у лавочки в луже застывшей, почерневшей крови. Рядом толпились люди в форме, стояли две машины милиции и труповозка из областной больницы. Я уже видел этот грязно-белый «Рафик», когда умирал кто-то из соседей. За Сашкой Феоктистовым тоже приезжал он.
– Баб Валь, а что случилось? – спросил я тихо у соседки, Валентины Тимофеевны. Та вздрогнула, услышав мой голос и резко впилась артритными пальцами в рукав куртки.
– Ой, Слава. Напугал, – пробормотала она. – Да, вот. Лешку убили.
– Кто убил? – нахмурился я. Лелик был самым безобидным бомжом из всех, кого я знал. Со всеми здоровался, если ночевал в подъезде, то
