Идущая навстречу свету - Николай Ильинский

— Пришла бы к нам, посоветовалась бы, — пожал в ладони бороду Афанасий Фомич, — а то сорвалась и… ищи ветра в поле.

— А поле-то нынче неспокойное, по амнистии сколько из тюрем нехороших людей отпустили!.. Освободились, конечно, и те, кто по мелочи попал за решетку, по оговору, просто из-за какой-нибудь оплошности, но ведь, как я слыхал, и воры в законе вышли на волю, и бандиты… Встречал я в пути разных… Чтобы Господь не свел на дороге с такими… Им изнасильничать или убить человека все равно что плюнуть… Господи, — вдруг Гриханов стал истово креститься на икону Спаса, помещенную среди других образов святых в углу хаты, — помилуй дочь мою Катерину и не дай ей погибнуть! Помилуй ея, Господи, яко немощей есмь! Посрами, Господи, борющего ея беса. Упование мое осени над главою ея…

— А я такой молитвы никогда даже не слышал, — с сожалением заметил Афанасий Фомич.

— Попади, не дай Бог, в то место, где я бывал, Афанасий Фомич, всему научишься, — с еле заметной усмешкой ответил Егор Иванович, — даже штаны через голову надевать…

— Да ну тебя, — отмахнулся Афанасий Фомич, — скажешь тоже…

Апрель вовсю распахнул свою зеленую душу. Сооруженную лопатами колхозников дамбу местного Днепрогэса наконец прорвало, и вода с лугов, получив вольную, сбежала по Сосне в Дон, а оттуда прямиком в Черное море. И луга начали зеленеть. Афанасий Фомич выкрутил из-под матицы последнюю лампочку.

— Хочешь? — показал ее Егору Ивановичу.

— Тебе не понадобилась, а мне она зачем? — пожал плечами Гриханов. — У тебя хата есть и то лампочка не нужна, а у меня и хаты даже нет… Поглядел я на нее вчера и убедился: легче новую халупу построить, чем эту отремонтировать — все сгнило… Остался только огород, но и он бурьяном зарос. С какой стороны ни повернись, а изгой я… Не хотелось мне нахлебничать, да судьба такая… Нет, сват, подамся я куда-нибудь, например, в город, на стройку… Теперь после войны строят много, руки везде нужны…

Прежде всего Гриханов решил поехать или пешком пойти — около двадцати километров осилить можно, поискать там прибежища, а ничего не будет — дальше там Острогожск, затем Лиски и… Воронеж. Вот там наверняка работа найдется. Город во время войны очень сильно пострадал, наполовину был занят немцами, а точнее мадьярами. Вспомнил их Егор Иванович и всего его встряхнуло. В Нагорном от них мало пострадали, а в других местах… Эсэсовские отряды так не лютовали над мирным населением, как мадьяры. Заподозрив кого-нибудь в связи с партизанами, расстреливали всю семью, не жалея ни стариков, ни детей. И даже рассказы о зверствах этих нелюдей Гриханов волей-неволей воспринимал как обвинение его самого, ведь он был тогда на их стороне.

— Завтра в Алексеевку пойду, — сказал он в обед Афанасию Фомичу и Анисье Никоновне.

— В Алексеевку?… Это хорошо, — кивнул головой Петр Дмитриевич Красильников, старожил Нагорного. Сколько ему было лет, ни сам он, ни соседи не знали, хотя высчитать было совсем не трудно. Петр Дмитриевич с уверенностью говорил, что в школу он пошел, когда ему исполнилось десять лет, а это случилось в 1893 году, стало быть, в 1953 году ему было семьдесят лет. — Учили меня уму-разуму тогда в школе поп Михаил, отчества не помню, Мамонтов и дьякон Дмитрий Олегов… Больше закону Божьему учили… А еще читать, писать и арифметике. — Память у Петра Дмитриевича была очень цепкая, он много знал из жизни родного села и теперь без всякого приглашения ходил по домам знакомых односельчан и рассказывал, рассказывал… Его уважали, всегда радушно встречали, слушали. — Да что ж я про Алексеевку… Жил там когда-то крепостной в одного графа… у Шереметьева, кажется… Звали того крепостного Данилкой… Данила Семенович Бокарев!.. Вот!.. Придумал он из подсолнуха масло выдавливать, и тогда-то построили в Алексеевке маслобойню, или, как теперь кажут, эфирный завод, так что ты, Егор Иванович, иди прямо на этот завод, там рабочие всегда нужны…

— Попробую, — согласился Гриханов, смахивая с лица утиркой капельки пота — на дворе стоял жаркий июнь.

— А не понравится — возвратишься, — продолжал старожил Красильников, — на моей памяти Иванка Черных и Васька Савощенков аж в Сибирь за удачей уезжали и вернулись… Хорошо там, где нас нету, так-то… А ты попытай счастья в Алексеевке, может, тебе повезет…

Целый день Егор Гриханов искал в Алексеевке это «счастье», но его нигде не было. На заводе сказали: места нет, строительства в городе было много но, жаждущие труда его руки: никому оказались не нужны. Уставший и голодный, во второй половине дня он решил пойти на железнодорожный вокзал: там часто бывают автомашины из Красноконска, может, удастся сговориться с каким-нибудь нежадным водителем и добраться до Нагорного. Пешком идти уже не было никаких сил.

Зал ожидания — небольшой, и людей в нем почти нет, места захватывать не нужно было, и Гриханов уселся недалеко от окна, откинулся на высокую деревянную спинку кресла и закрыл глаза. Мимо станции, сильно громыхая, проходили поезда, груженые и порожняки, лишь один раз за это время ушел местный поезд на Харьков, а на Лиски — готовился, об этом можно было судить по пассажирам, которые накапливались в зале. Егор Иванович уже начал было дремать, как его вдруг бесцеремонно растолкали.

— Вставай, — строго приказала женщина в форме железнодорожницы, — ишь рассопелся… Дома спать надо!..

— Да, я… — испуганно произнес Егор Иванович и вскочил на ноги.

— Санитарный инспектор сейчас сюда заглянет, а тут… срач! — покрутила головой женщина.

Но она опоздала. Врач, если можно было его так назвать, уже зашел в зал. Нет, он не стал воротить нос, как это с презрением делала женщина, очевидно, дежурная по станции, он только почему-то поглядел в окно, затем повернул голову и случайно его взгляд упал на Гриханова. Видимо, жалкий вид Егора Ивановича затронул его.

— Поезд ждете? — спросил инспектор.

— Да нет, — пожал плечами Егор Иванович, — просто хотел отдохнуть и нечаянно задремал…

— Нечаянно?…

— Ага.

— Понятно, — бросил инспектор, повернулся, сделал несколько шагов к двери зала, но вдруг остановился и вновь посмотрел на Гриханова. — Алексеевский?…

— Из Нагорного я…

— Ах, из Нагорного!.. Это где?… Да-да вспомнил, за Ильинкой, туда, в сторону Красноконска… Ну-ка, выйдем на свежий воздух…

— Шлепай, шлепай, — толкнула Гриханова в спину женщина. — Раззява из Нагорного!..

На перроне пахло мазутом и углем, как обычно на железнодорожных станциях. Инспектор был по годам или скорее на вид старше Гриханова — худощавый, черноволосый, с небольшими усиками под