Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
И Лара, обняв за плечи Артёма, кивнула в ответ и подтолкнула сына к машине.
– Все верно, Кирочка. Все верно… И я не хочу тоже…
Лай, раздавшийся из-за двери квартиры, и запах бабушкиных фирменных пирожков почему-то стали для Артёма вдруг тем самым триггером, который сорвал все заслонки, и мама испуганно ахнула, вытирая его слезы:
– Сыночек, ты что? Мы же уже почти дома!
И Дик, протиснувшись в едва приоткрытую бабушкой дверь, мигом облизал Артёму лицо, скрывая следы непривычного волнения. Он чуть не снес мальчика с ног, и Любовь Яковлевна отдала команду, а потом обошла пса, чтобы обнять, наконец, внука.
– Ты – дома! Слава Богу!
Она не стала плакать, а только молча притянула к себе Артёма и Ларису, разом обняв их, и тут же оторвалась, чтобы погрозить пальцем пытавшейся незаметно уйти Кире.
– А ты куда? Я кому пирожки пекла? Ну-ка, марш за стол, пока все не остыло!
Артём почесал за ушами Дика, вымыл руки и заглянул в свою комнату. Все осталось там как прежде, кроме одного.
Гриша обернулся, оторвавшись от экрана нового ноутбука, стоявшего на столе, и виновато глянул на Артёма:
– Я тебе тут две новые игры установил. Надеюсь, понравятся. Ноут мощный. Мы с папой долго выбирали. Потянет.
Он встал и шагнул к Артёму.
– Прости. Я не знал, что все так получится. Я не хотел…
Артём, поразмыслив мгновение, вздохнул и протянул ему руку:
– Еще бы ты хотел! Ладно. Давай пять. Я сам виноват. Если бы не повелся на ваше «слабо», ничего бы и не было.
– А разве это так просто? – Гриша двумя руками осторожно пожал руку Артёма. – Сказать – нет…
– Вообще не просто. Но учиться этому лучше до того, как придется понимать это с такими вот аргументами. – Артём отставил к стенке трость, чуть покачнулся и подмигнул Грише. – Уже пробую сам ходить. Только маме не говори. Она же начальник паники. Скажет, что рано.
– А это не вредно?
– Нет. Если очень осторожно. Я у врача спрашивал. Но ты ж понимаешь, женские нервы и все такое.
– Она просто за тебя боится.
– Знаю. Потому что любит. А я ее подвел. Но больше не хочу так делать. Поэтому если еще какие-то «веселые» идеи, то теперь точно без меня. Я с этого дня стопроцентный «ботаник», и мне параллельно на всех, кому это не нравится.
– А мне можно тоже?
– В «ботаники»?
– Ага!
– Давай! – Артём проковылял к столу, прошелся пальцами по клавишам и поманил к себе друга. – Смотри! Через три дня будет самый долгий звездопад за последние сто лет. Хочешь со мной на дачу? Мне Кирин отец новый телескоп купил, пока мы в Москве были. У него линзы такие, что – ого-го!
Они начали было читать то, что было написано на сайте, но Любовь Яковлевна быстро дала им понять, что не зря стояла у плиты все утро. И Артём, оглядев «своих», понял, что больше никогда уже не будет слушать тех, кто скажет, что он «не такой». Потому что единственные люди, которые могут ему сказать об этом с любовью и заботой, чтобы уберечь от чего-то страшного, сидят сейчас рядом. И только их и стоит слушать. Потому что для них его жизнь важнее собственной.
Цыпа
– Что волком смотришь? Мало тебе? Бей его еще, ребята! – Дашин нежный голосок сорвался на визг, и Денис втянул голову в плечи, выставив перед собой кулаки.
Толку-то? Кого напугаешь его видом? Тощий, маленький, руки-ноги – палочки, а голова болтается на тонкой шейке так, что кажется вот-вот и оторвется. Одним словом – Цыпа!
Эту кличку ему дали сразу, как только он появился в приемной семье.
– Смотри, мам, он как цыпленок ест! Как будто клюет с тарелки!
Миловидная белокурая девочка, больше похожая на фарфоровую хрупкую куклу, чем на человека, смешно сморщила нос и протянула ему свою булочку.
– На! Ешь! Не кормили тебя в твоем детдоме, что ли?
Денис булочку не взял, мотнув головой так, что приемная мать, Раиса, испуганно ахнула. Тоже, наверное, испугалась, что у Дениса голова отвалится.
А он просто не хотел им объяснять, что вовсе не голоден. И что в детдоме его хорошо кормили. Он просто вообще мало ел. До поры до времени. Это уже потом в этом доме он привык и к большим порциям, которые Рая щедрой рукой раскладывала по тарелкам, и к тому, что на столе всегда стояли корзинки с конфетами и печеньем, а еще тарелка с фруктами. Привык, не спрашивая позволения, брать то, что хотелось.
Рая поначалу чуть не плакала, когда Денис подходил к ней и спрашивал:
– Можно мне взять яблоко? Только одно. Пожалуйста…
– Конечно, мой хороший! Зачем ты спрашиваешь? Просто бери и ешь на здоровье!
А он так не мог. Ему обязательно нужно было получить это разрешение. Чтобы никто потом не посмотрел косо и не сказал, что он взял без спроса.
Даша, та самая фарфоровая девочка, посмеивалась над ним, но другим до поры до времени не давала. Это сейчас Денис понимал, что она играла с ним. Как кошка с мышкой. Могла казнить, а могла помиловать. И все, кто жил в Раисином доме, вольно или невольно становились для Даши игрушками. Она забавлялась, глядя, как братья и сестры выясняют отношения.
– Мариночка, у тебя такие косы красивые! И мама их так хорошо заплела сегодня! И почему это Павлик сказал, что у тебя овин на голове? Что это такое – овин?
Четырнадцатилетняя Маринка, наивная и добрая, как мама Рая, в том, что касалось ее внешности, становилась просто тигрицей. Ее брат, Павлик, которого Рая забрала из детдома вслед за сестрой, как только узнала, что они родственники, обиженно ревел, получив от сестры затрещину, а Дашенька мило улыбалась. А что такого она сказала? Да ничего! Просто повторила выражение, которое услышала в школе. А то, что Пашка ничего подобного не говорил – так это мелочи! Просто Даша запамятовала. Так бывает. Перепутала, где слышала, вот и все.
Или Павлик, готовясь к очередному конкурсу чтецов, в которых неизменно занимал призовые места, спотыкаясь на новом стихотворении, встанет перед зеркалом, чтобы прорепетировать, и тут как тут Дашуня:
– Молодец, Павлик, отлично просто! И почему это Денис говорит, что ты глупый и ничего не умеешь?
И Денис, корпя над упражнением по русскому, от усердия высунув язык, вдруг сам не понимает, как
