Восставшая из пепла - Николай Ильинский
— Он там, — кивнула она и сама осталась в приемной.
За столом кабинета сидел незнакомый Виктору человек в штатском.
— Присаживайтесь, Виктор Афанасьевич, — предложил он, указывая рукой на свободный стул. — Я представляю органы государственной безопасности… Вместо Круподерова, может, помните его?
— Еще как! — вырвалось у Виктора.
— Вот и хорошо, — представитель наклонился над столом, плечи его вздрогнули, он тихо смеялся к большому недоумению и даже злости Званцова: вызвал, растревожил, оторвал от работы и теперь смеется, делать ему нечего!
Он уже раскрыл было рот, чтобы сказать что-нибудь обидное этому… представителю, как вдруг тот поднял голову и весело посмотрел на Виктора.
— Не узнал! — теперь уже громко рассмеялся владелец удостоверения работника государственной безопасности. — Не узнал, чертов Зван!
— Валерка!? — вскочил с места крайне удивленный Виктор. — Валерка Демин!?
— Теперь узнал, а вот Таня сразу расколола мою личность! Да ты сиди, чего вскочил!
— Ну, ты даешь! — опустился на стул Званцов.
— Даю угля, мелкого, но, — улыбнулся Демин.
— И ты по мою душу? — вдруг серьезно спросил Виктор.
— А то как же, по твою…
— Достали уже до самого дна! Все соскребли!
— Но я глубоко лезть не стану, Витя, — как-то тепло, как бывало в школе, когда они, закадычные друзья, о чем-либо беседовали, сказал Демин и в том же тоне продолжал: — Говорю сразу: я все, все про тебя знаю, всю правду… Всю подноготную!
— Но… — хотел было выпалить Виктор, что никто ему не верит, однако Демин поднял руку, предупреждая: помолчи, мол. — Но правду твою я в никакую папку пока не подошью и я ищу, ищу, каким образом закрыть эту папку и сказать тебе: не волнуйся, все позади!.. А сегодня… хочу выяснить маленький нюансик из твоей военной биографии, — он вынул из папки исписанный лист бумаги и поднес поближе к глазам Виктора. — Это запись Чугункова, узнаешь почерк?
— Да, вроде его… Чугунков, мой бывший подчиненный, артиллерист…
В нескольких словах Демин объяснил, зачем он позвал Виктора. Суть состояла в том, что Чугунков, нет, не то, чтобы обвинял, а свидетельствовал факт слишком уж большого восторга своего комбата Званцова, который он выражал при встрече с англичанами. Даже обнял и поцеловал одного их солдата.
— Было ли это? — поинтересовался Демин.
— Валерий Ильич! — перешел на официальный тон Виктор. — В тот момент я не то, что солдата, самого Монтгомери, их командующего сто раз поцеловал бы, да что Монтгомери — Черчилля! Ведь мы вместе войну закончили, такого зверя в землю упаковали!.. Или мне надо было пойти и синяки под глазами всей английской армии наставить? Да сам наш Батов Павел Иванович с Монтгомери в дружеских отношениях быт!..
— Понимаю, понимаю, — кивнул Демин головой, — Но вот все это Чугунков твой намудрил… Со слишком большой дозы, что ли!.. А Черчилль, дорогой мой однокашник, — это Англия и ведет она в отношении, СССР, ну, как и до войны — противоречиво! Классовый антагонизм он так и прет из толстопузого Черчилля!.. Доводы Чугункова, конечно же, не вызывают, ну… как бы сказать… не то, что доверия… Они не заслуживали бы столь пристального внимания, если бы, — Демин запнулся, — если бы не твое, как он сочинил, подозрительное поведение во время оккупации… Так ты и не вспомнил до сей поры название деревни, где погиб летчик Привалов?
— Название похожее на сад, — вздохнул Виктор, — так объяснял мне все время Осташенков… Летом найду эту деревню, кровь из носу — найду!
— Вместе поищем, — улыбнулся Демин и встал. — Вот и все, Витя, Виктор Афанасьевич, мне надо было отреагировать на эту стряпню Чугункова…
— Как он мог, сколько мы одной шинелью укрывались по ночам и в непогоду… Поклеп!
— К сожалению, цена поклепа сегодня-это Особое совещание, Главное управление лагерей МВД СССР и даже… пуля!..
— Но мне-то за что?
— Я тебе верю… Ты думаешь, я тем и занимаюсь, что шпионов ловлю? Об этом можно только мечтать: просеиваю эти поклепы через свою интуицию и совесть. А это тяжелее, чем идти в атаку под перекрестным огнем… Считай, что ты в рубашке родился, представь себе, что на моем месте сидит Круподеров!.. Так что крепись, я немножко разгребу свои дела и приеду в Нагорное, посидим, побеседуем с тобой, вспомним наши школьные денечки, очень хочу увидеть твою жену, я смутно помню ее — глазастая! А пока можешь идти к своим телятам… До встречи, Витя!
Они крепко пожали друг другу руки.
В приемной Виктора встретила Татьяна.
— Ну что? — глаза ее смеялись, хотя лицо было серьезное, как и положено председателю сельсовета в такой обстановке.
— Вот он уедет, я тебе покажу, где раки зимуют, не сказала сразу! — весело отмахнулся Виктор и ушел.
Домой вернулся он поздно и сильно пьяный. Грудь нараспашку, без шапки. Екатерина уже знала, что его вызывал человек из района и допрашивал. Она помогла мужу раздеться, уложить его в постель. Анисья Никоновна принесла из кухни первак, настоянный на прополисе и вместе с Екатериной стали натирать спину и грудь Виктора, который возмущался и поносил разными словами Чугункова.
— Мы все сволочи, — хрипло ворчал он, — сами себе роем яму… А Чугунков оказался еще сволочнее! У него нога на одной жиле телипалась, когда я его уносил от ящика со снарядами… Из-за него я не успел упасть на землю перед взрывом ящика, поэтому меня и садануло… Из-за него! Да и его я спас на свою голову… Нет, он правду написал, что я с английскими солдатами обнимался… А кто тогда не приветствовал союзников? Что же теперь всех, кто встречал американцев на Эльбе за решетку? А? — он хотел подняться. — Потому я малость и выпил…
— Лежи, лежи! — укутывала его одеялами жена, чтобы пропотел. — И постарайся уснуть…
— А Валерка молодец!
— Какой Валерка?
— Демин… Помнишь, Валерка Демин, мой одноклассник… Знаешь, кто он теперь? — шепотом спросил он и поднял палец: мол, секретно.
— Он чекист! Душевный чекист…
Несмотря на все старания Анисьи Никоновны и Екатерины Виктор сильно простудился, подхватил воспаление легких, обессиленных тяжелым ранением. Жар, высокая температура, кашель напугали жену и всех родных. Машин скорой помощи в районе еще не было. Пришлось везти Виктора в районную больницу на конной повозке. Много дней провалялся он на больничной койке, но и после того, как его выписали, болезнь не прекратилась: она то утихала, то вновь обострялась. А к весне вообще стала прогрессировать. Приезжали врачи, делали уколы, давали порошки разные, советовали. Анисья Никоновна придумывала одну припарку за другой, приводила бабак-шептух, те читали над ним молитвы, оставляли
