Это - Фай Гогс
– Так постепенно формируется канон, и состоит он лишь из тех сюжетных линий, что вроде бы не противоречат друг другу напрямую. Знание канона позволяет нашим родителям жестко навязывать нам тот мизерный набор крайне ограниченных ракурсов и перспектив, пользуясь которым мы быстро теряем даже тень шанса оценить подлинный масштаб игры бесформенной вселенской энергии, по самой своей природе лишенной каких бы то ни было ограничений. А главным следствием подобного «воспитания» приходится считать нашу привычку дифференцировать вещи на «внешние» и «внутренние» и затем произвольно распределять их по трем временам.
Проходит всего пара лет с момента нашего рождения, и вот уже мы, находясь под постоянным и невыносимым давлением, отрекаемся от нашего собственного видения, а с ним – и от нашего права на свободу. Пока еще остающиеся различия окружающие стремятся выявить и безжалостно подавить, методически переводя их в разряд «странностей». Сколько раз за свое детство нам приходится слышать фразу «тебе это показалось, дорогой»? Вскоре мы сдаемся окончательно и забываем все, что с нами тогда происходило. Таким вот образом и образуется картина «единого», или «внешнего» мира.
– Короче говоря, наш мир – это всего-навсего описание того, каким он якобы должен быть, с самого дня нерождения навязываемое нам объективистским лобби, сплошь состоящим из алчных фашиствующих говнюков?
– Лучше просто не скажешь! И тут вдруг появляется Лиса, которая по каким-то причинам считает себя жертвой человеческого восприятия реальности, и пытается это видение разрушить. А что бы ты сделал на ее месте?
Меня вдруг постигло озарение такой невероятной интенсивности, что я просто не мог смолчать:
– Нашел бы существо, не связанное вообще никакими социальными отношениями, и подарил бы ему карт-бланш на создание собственного мира?
– Да, рorca miseria[54], сто тысяч раз да! Она выбрала семью самого отвратительного социопата из всех – и это притом, что выбор тогда был просто огромен! – затем извлекла из сознания ее наследника его альтер-эго, тем более избавленное от каких-либо ограничивающих его социальных связей, а затем позволила этому существу без помех создать собственный сюжет реальности…
– …без помех, но под полным ее контролем… и не просто позволила, но снабдила его достаточной силой, чтобы…
– …чтобы быстро убедить всех остальных участников игры принять этот его новый сюжет, отказавшись от своего. Лести за свою проницательность от меня больше не жди. Как я уже отмечал, сила эта кратно увеличивалась из поколения в поколение, а значит и задача…
– Подведем черту: реальность – никакая не реальность, а лишь ее волюнтаристски ограниченное описание, или, как вы выражаетесь, «сюжет», который выдумал очередной лисий фаворит в ее же интересах; сложность заключается в необходимости взаимного принятия этого описания двумя личностями – демиургом, который, скорее, не демиург, а сценарист, и во всем ему противоположным альтер-эго, только что впервые в этом новом мире очутившимся?
– Ты наконец-то начал соображать. Действительно, так называемый «демиург» на деле не создает ничего, кроме собственной версии сюжета реальности. Что же до сложности приятия этого сюжета его альтер-эго, то вот тебе самый простой пример: я отлично понимаю принцип взаимодействия разнонаправленных энергий, на котором основаны гендерные теории моего товарища; я всецело согласен с этим принципом; вот только я никогда и ни за что не соглашусь с его выводом о существовании свободы гендерного выбора!
– Вопрос дисциплины. Если вы тот, кем я вас считаю, значит вас должны были готовить так же, как и меня. А я вот очень хорошо умею делать так, чтобы мои убеждения вообще никак не влияли на мои действия.
– Надеюсь, ты не о тех действиях, что заставили нас корчиться от хохота при просмотре новой «Матрицы»? Просто представь себе бесконечный шлейф причин и следствий, которые в итоге привели к тому, что всем нам, за редчайшими исключениями, достались строго определенные, как он выражается, «гендерные амплуа»! Разве не очевидно, что наше сиюминутное решение никак не в состоянии все эти причины изменить?
Впрочем, довольно болтовни. Еще раз насчет сложности: поверь, если я начну перечислять все препятствия, с которыми сталкивались твои предшественники, ты точно ничего не успеешь сделать. Я лично считаю, что именно тебе эта задача по плечу. Ты и твой двойник оказались первой действительно похожей парой – как это может быть простой случайностью?
Глава 42
В которой мне покажут еще один трюк с исчезновением
– Скажите лучше вот что: удалось ли это хоть кому-нибудь до меня осуществить?
– Ну… почти. Скорее, нет, чем да, – ответил он и с грустью взглянул на поверенного.
– Тогда зачем мне тут с вами…
– Например, чтобы я предостерег тебя от того, что ты собираешься сделать.
– А что я собираюсь сделать?
– Не валяй дурака. В твоем положении идиотская мысль укокошить своего двойника, – он опять посмотрел на поверенного, но уже без грусти, – появлялась у всех настоящих наследников семьи. Не трать времени даром – это опасно, бессмысленно, да и попросту невозможно!
– Так что мне тогда делать?
– Дослушать меня – не торопя и до самого конца. Повторяю последний раз: только понимание оставит тебе небольшой шанс на успех.
И я заткнулся.
Он снова налил себе из декантера, но на этот раз пил вино медленно, смакуя каждый глоток. Я ждал. Это был урок, и у меня не оставалось никаких других вариантов, кроме как отсидеть за партой от звонка до звонка. Допив, он неторопливо вытер губы салфеткой и снова заговорил:
– Я, между прочим, нахожу немного странным то, что тебя совсем не взволновала судьба восьми миллиардов остальных участников светопреставления – и это если не считать жизни бесчисленного числа животных и растений, которые также стоят сейчас на кону.
– А с этими-то клоунами что за проблема?
– Я же говорил: из поколения…
– …в поколение сила Лис и так далее. Проблема, спрашиваю, в чем?
– Это, кстати, еще один вопрос, в отношении которого мы с твоим отцом никак не можем прийти к общему знаменателю. Он полагает всех этих созданий фантомами, безликим стадом, которое иногда хором мычит что-то типа: «Завтрак – самая важная часть дневного рациона!» или «Распни нам Иисуса!» — и исчезает в гнилостных испарениях собственной тривиальности; мне же видится, что они так же индивидуальны, самостоятельны и важны, как и мы с
