Создатель эха - Ричард Пауэрс
– Роберт. А знаешь, я вообще-то не имею права распространяться о рабочих делах.
– Ясно. – В глазах цвета морской волны сверкала оскорбленная невинность. Старый добрый Роберт. Человек, способный разобрать ее на винтики без всякой инструкции по эксплуатации. Человек, убежать от которого так же сложно, как и от самой себя. – Тайны защитников водно-болотных угодий. Я все прекрасно понимаю. Наша связь – ничто по сравнению с сохранением четырехмиллиардного хода эволюции, верно?
Два года назад в этот самый месяц она, раздевшись догола, лежала с ним под проливным дождем, обнаженная, на мокром берегу реки, облизывая его подмышки, как котенок.
– Господи, Карш. Не знаю, как описать. Я никогда такого удовлетворения от работы не получала. Дело важнее жизни. Любой жизни. Занимаюсь документами… Ты знал, что из-за деятельности людей река за последний век изменилась больше, чем за все десять тысяч лет до этого?..
– Прости, ты сказала документы?.. Что за документы?
– Ладно, так и быть, скажу. Копии из окружного офиса.
Даже такая мелочь – уже перебор. Но он наверняка все понял. Карин наблюдала, как он изображает спокойствие. Роберт часто так делал, правда, никогда из-за ее действий или слов. Зрелище очень подняло ей настроение.
– Ты права, не стоит тебе ничего мне рассказывать. – Он решил включить обаяние. Но в его возрасте такое поведение походило больше на ребячество. – Но давай я предположу, а ты скажешь, угадал я или нет?
– Посмотрим.
– В смысле?
– Смотря что полезного ты предложишь в ответ.
Руки распластались по столу.
– Пожалуйста. Спрашивай, о чем угодно.
– О чем угодно? – Она фыркнула. – Как семья?
Карш откинулся на перегородку кубинки и сдался. Подозрительно быстро сдался.
– Дети… они прекрасны. Я рад, что попробовал отцовство. Каждую неделю что-то новое. Скейтбординг, любительский театр, пиратство программного обеспечения в промышленных масштабах. Нет, правда, они у меня замечательные. А с Венди все иначе.
– Иначе по сравнению с кем?..
– Послушай, Кролик. Не хочу на тебя вот так все вываливать. И начал этот разговор не только потому, что ты вернулась. Я долго обо всем размышлял.
Видимо, не по сравнению с тем, что происходило между ними в течение многих лет. Но Карин уже было все равно. Ей иногда приходил спам с пометкой «Срочно: устаревшая информация. Прошу ответить как можно скорее» – неплохо описывает текущую ситуацию.
– Конечно, Роберт. Ведь мои приезды и отъезды никак на тебя не влияют.
– Я не это имел в виду, ты и сама знаешь. Но я проявлю психологическую проницательность и не стану реагировать на твои нападки.
В отместку она посолила остатки бекона на его тарелке. Он с раскаянием отправил кусочек в рот.
– О чем я и говорю, – просиял он, вскинув руки. – Знаешь, когда в последний раз я чувствовал себя таким свободным? Мы с Венди чахнем в этой стерильной колонии. Все про друг друга разнюхиваем, как следователи на пепелище, которые подозревают хозяев в мошенничестве. Так друг другу осточертели. Пора расходиться. Хотя бы ради детей.
Он выглянул в окно на Центральную площадь.
– Приглянулось уже что-нибудь?
Он кивнул.
– Мне все, что вижу, нравится, когда ты рядом.
Опасные, искушающие слова. Стать той, кто делает других людей счастливыми, такими, какими они есть, – заветная мечта. Ее самое слабое место. И Роберт об этом знал. Она покорно слушала и кивала словам, что он нашел квартиру, куда можно съехать, нанял адвоката, который обещал добиться весьма неплохого исхода. Позволила ему говорить о будущем. У него хватило скромности не спрашивать, хочет ли Карин это самое будущее разделить. В награду Карин получила поцелуй в щечку и бесплатный завтрак.
Прощаясь, он схватил ее за локти.
– Думаю, твой брат прав. Ты и правда изменилась. – И прежде чем она успела испугаться, добавил: – В лучшую сторону.
А затем исчез на недавно отремонтированной главной улице Карни.
Вечером того же дня Карин позвонил доктор Вебер.
– Как вы там держитесь? – спросил он. В голосе звучала неподдельная забота. Но Карин не ждала ни анализа состояния, ни помощи. Ей нужен только Марк. Она откопала новый список вопросов о предлагаемом препарате и начала расспросы. Вебер мягко ее прервал.
– Завтра утром я возвращаюсь в Нью-Йорк.
Карин растерялась. Выдала два сбивчивых возражения, прежде чем поняла, что происходит. Он снова сбегал. И быстрее, чем в прошлый раз. Больше они не увидятся, независимо от того, согласится она на таблетки или нет.
– Я свяжусь с доктором Хейзом из «Доброго самаритянина». Отправлю ему мой полный отчет. Передам все найденные материалы, введу его в курс дела.
– Но… Я не… У меня еще остались вопросы… – Карин рылась в кипе бумаг заказника и случайно задела стопку; та покосилась и слетела на пол. Она грубо выругалась и только потом прикрыла трубку рукой.
– Хорошо, – сказал Вебер. – Обязательно обращайтесь ко мне, если у вас возникнут вопросы. Сейчас или в любое время после моего отъезда.
– Но я думала… Думала, мы еще раз встретимся, поговорим о вариантах. Я не могу, ведь такое важное решение…
– Мы всегда можем поговорить. Еще у вас есть доктор Хейз. И персонал больницы.
Карин почувствовала, как ускользает самоконтроль, и поддалась.
– Вот значит, какое оно, сострадание к пациенту, – выпалила она вслух.
Ей нужно было выговориться – ради собственного блага и блага всех остальных. Самообладание ученого привело ее в ярость. Зачем вообще тогда возвращался, если в итоге ничего не сделал? Едет домой, к семье, к жене. А что, если он переступит порог, а жена его не узнает? Пригрозит вызвать полицию, если он не уйдет. Антипсихотики?
– Вы не представляете, как меня подводите.
– Представляю, – ответил Вебер.
– Нет. Не имеете ни малейшего представления.
От людей, представляющих, что могут себе представить ее чувства, уже тошнило. Карин готовилась высказать ему все, что думает. Но ради Марка держала себя в руках.
– Извините, – сказала она. – Непростительная грубость. В последнее время я сама не своя.
Карин заверила его, что все понимает и сама со всем справится. Затем поблагодарила за оказанную помощь и попрощалась с ученым навсегда.
Как в лицо ему плюнула: «Не имеете ни малейшего представления». Словно намеренно подтвердила худшее из обвинений публики. Холодный, функционалист-оппортунист, который плевать хотел на людей и которого интересуют только свои теории.
От дерзости женщины он опешил. Предложил ведь рабочий вариант, когда других вариантов не было, и это, к тому же, стоило ему немало времени и усилий. Такое лечение обычно в десятки тысяч долларов обходится, а тут его на дом доставили. Он – исследователь мирового уровня, за свой счет совершил две поездки по стране. Если бы не он, Карин, скорее всего, бегала бы по врачам, выпрашивала помощи, таскала своего брата по сомнительным клинкам по всему континенту в поисках хоть кого-нибудь, кто хотя бы знал, что перед ним за болезнь.
Веберу удалось не потерять самообладания. По крайней мере, к такому выводу он пришел,
