Чужие свадьбы, я и Кирилл - Даяна Брук
— “Рассказ служанки”?
— Есть.
— “Первому игроку приготовиться”?
— Дважды.
Я вздохнула и капитулировала:
— Зову подкрепление.
Из подсобки вышел Игорь.
— Опять антиутопист? Сейчас вылечим.
Они быстро нашли общий язык, рассуждали о мире, где всё по правилам, и свободе, которую никто не выдерживает дольше недели. Я слушала и думала: наш магазин — тоже антиутопия, только с запахом кофе и пыли.
Вера, проходя мимо, вставила реплику без приглашения:
— Люди, которые любят антиутопии, просто боятся жить. На бумаге страдать безопаснее.
— А почему магазин называется “София”? — спросил клиент.
Вера загадочно улыбнулась.
— В честь пуделя.
— Простите?
— Сучка. София. Умерла во время Олимпиады-80. Светлая память. Моя любимица.
Она сказала это с такой серьезностью, что клиент кивнул.
— Соболезную.
— Спасибо, — ответила Вера. — Всё настоящее рождается из любви и потерь. Даже названия магазинов.
— Хорошо, что вы не назвали его “Сучка София”.
* * *
К вечеру я собиралась на очередную свадьбу, четвёртую за месяц и, кажется, тридцатую по счёту в моей внутренней статистике чужих чувств.
Мир снова готовился праздновать любовь, ту самую, которую клянутся хранить до смерти, а в итоге возвращают по гарантии через пару сезонов.
Вокруг меня были книги: полки, страницы, мягкое шуршание бумаги.
Они смотрели с лёгкой усталостью и будто шептали: «Мы всё это уже читали. И концовка там всегда одна».
* * *
Свадьба проходила в старом особняке, где каждая стена, кажется, помнила как минимум три поколения тостов, признаний и скандалов. Свечи, белые ленты, живая скрипка, всё выглядело как в фильме, где у любви приличный бюджет и хороший осветитель. Воздух пах не чувствами, а шампанским и нарезкой из сыра, но никто не возражал, ведь у каждого праздника своя правда.
Гости улыбались, фотограф размахивал объективом, официанты двигались слаженно, как хор из усталых ангелов. Невеста блистала, жених сиял, мама невесты плакала строго по плану. Казалось, ничто не сможет нарушить гармонию этого тщательно продуманного счастья. Пока мама жениха не встала.
Она поднялась со своего места с тем выражением лица, которое бывает у людей, решивших “сказать от сердца”. будет фиаско. Все замолчали.
Она взяла микрофон, выдохнула и произнесла:
— Я так рада, что не сделала тот аборт, как хотели твои бабушка и дедушка!
Это было круто и неожиданно. В стиле “Мужское и женское”.
Воздух в зале застыл, как желе на шведском столе. Жених побледнел, невеста застыла с бокалом, диджей замер у пульта, будто боялся нажать не ту кнопку и вызвать аплодисменты. Кто-то закашлялся, кто-то уронил вилку, кто-то пытался хлопать, но не решился.
Я стояла у стены и мысленно поставила галочку: это лучший анекдот, который никто никогда не расскажет. Даже ведущий, профессионал с лицом человека, который видел всё, моргнул пару раз и выдавил из себя:
— Спасибо… очень трогательно! — и включил музыку.
Скрипка робко вступила, как будто сама сомневалась, уместна ли мелодия после таких откровений.
Праздник постепенно вернулся в привычное русло: тосты, танцы, неловкие объятия.
Гости решили, что неловкость можно залить шампанским, и это, как ни странно, сработало. К полуночи снова все смеялись, снимали сторис и радостно выкрикивали “Горько!”. Любовь, как и общественное мнение, быстро забывает неудобные моменты.
Потом настал момент букета. Невеста вышла в центр зала, повернулась спиной, сделала вдох и крикнула:
— Девочки, ловите счастье!
Счастье описало в воздухе аккуратную дугу и упало прямо к моим ногам.
Я машинально потянулась, уже готовая схватить счастье. Ну хоть потрогать, не для судьбы, для фото. Но рядом стояла бабушка невесты, лет восемьдесят не меньше, в блестящей кофте и кроссовках, в которых, кажется, можно выиграть марафон или конкурс с воздушными шарами. Она наклонилась с реакцией гепарда и выхватила букет прямо у меня из-под пальцев.
— Моё! — сказала она победно, подняв цветы над головой.
Гости зааплодировали, кто-то засвистел, ведущий в восторге прокричал:
— Вот это энергия любви! Браво бабушке!
Я выпрямилась, отступила и, глядя на бабушку, которая уже позировала фотографу, пробормотала:
— Не судьба.
И добавила про себя. Хотя, если в восемьдесят у меня будет такая хватка, может, шанс ещё есть.
Кирилл, проходя мимо, тихо усмехнулся:
— Ты видела, как она взяла этот букет?
— Да. Если бы любовь выбирали по реакции, она бы точно выиграла.
Мы оба рассмеялись. Свадьба шла дальше, музыка играла, гости кричали “Горько!”, а я поймала себя на мысли: любовь, похоже, тоже спорт — кому-то достаются цветы, кому-то синяк под глазом, а кто-то просто наблюдает со стороны и аплодирует чужим победам.
* * *
Домой мы возвращались молча, шаг в шаг, как люди, у которых слишком много мыслей и ни одной подходящей фразы. Кирилл шёл рядом чуть уставший, с той мягкой улыбкой, которую он, кажется, носит специально для чужих свадеб.
— Хорошая была свадьба, — сказал он, глядя вперёд.
— Да, особенно тост мамы, — ответила я. — Прямо в сердечко.
Он рассмеялся.
— Думаешь, у нас с тобой тоже будут тосты такого уровня?
— Не уверена, что доживу до такого сценария, — сказала я. — У меня слабая психика.
Мы поднялись по лестнице, стараясь не шуметь. В квартире было темно, только свет из прихожей резал пол в узкий прямоугольник. Лера уже спала, по крайней мере, из её комнаты не доносилось ни звука, даже дыхания. Мы разулись на цыпочках, я чуть не потеряла равновесие. Но Кирилл меня придержал.
— Осторожно, — шепнул он и поймал меня.
На секунду всё остановилось: шаг, воздух, мысль. Он держал меня, и я почувствовала, как близко его плечо, как тепло от ладони проникает сквозь ткань платья. Дышать стало труднее, не от стеснения, а от того, что это “почти” всегда сильнее, чем “настоящие отношения”.
Я подняла глаза, он тоже молчал. Мир будто завис между вдохом и выдохом. Даже старые половицы решили не вмешиваться, впервые за всё время.
И тут из комнаты Леры, глухо и сонно, прозвучало:
— Кирилл, не забудь выключить свет.
Мы одновременно отпрянули, как школьники, застуканные с сигаретой. Он тихо усмехнулся, потер затылок.
— Спокойной ночи, Вика.
— Ага, тебе тоже, — ответила я и быстро ушла в свою комнату, пока тишина снова не стала слишком личной.
* * *
Я легла и долго смотрела в потолок, считая трещинки, как чужие дороги. Мысли не строились в порядок: прыгали, перебивали друг друга: про работу, про Веру, про Кирилла, про то, почему жизнь так упорно
