Кайран Вэйл. Академия Морбус - Игорь Углов
Мир вокруг поплыл. Пол под ногами перестал быть твёрдым. Его слова врезались в сознание, как лезвия. Он предлагал не просто использовать меня. Он предлагал мне стать Архитектором. Соавтором нового Морбуса. Ценой… ценой чего? Контролируемого коллапса? Что это значило на практике? Сколько «неконтролируемых» элементов — людей, как Алисия Вейн, как Элиас Торн, как все те, чьи имена были в папке Малхауса — будет «сброшено» в процессе этой «перезаписи»?
— А те, кто внутри? — вырвалось у меня. — Студенты. Преподаватели. Они… переживут этот «перезапуск»?
Ректор медленно покачал головой. Жест был почти что сожалеющим.
— Система будет сохранена. Знания, структура, функционал. Но отдельные элементы… — он сделал многозначительную паузу, — …могут быть утрачены. Как отсекают гниющую плоть, чтобы спасти тело. Это цена обновления, Вэйл. Цена выживания вида. Не всего человечества, но того его рода, что мы здесь, в Тени, растим. Чистого, сильного, свободного от сантиментов старого мира.
Он говорил о людях, как о винтиках. О «гниющей плоти», которую нужно отсечь. И он предлагал мне стать скальпелем.
— А если я откажусь? — спросил я, уже зная ответ.
— Тогда ты подтвердишь, что являешься частью той самой гниющей плоти, — безжалостно сказал он. — Необходимым, но неуправляемым элементом. И тебя устранят до того, как твоя нестабильность спровоцирует спонтанный, неконтролируемый разрыв. Ты умрёшь. Система в конце концов рухнет без твоего участия, но это будет медленнее, мучительнее, и у нас будет время эвакуировать ядро. Ты же станешь просто ещё одной статистической потерей в истории упадка.
Выбора не было. Как всегда, в Морбусе, выбор был между плохим и худшим. Между ролью палача в грандиозном, безумном плане и ролью жертвы, которую устранят по дороге к тому же плану.
— Мне нужно подумать, — сказал я, и это была жалкая, ни на что не влияющая попытка выиграть время.
— Конечно, — кивнул Ректор, и в его тоне прозвучала тонкая, ледяная насмешка. — У тебя есть сорок восемь часов. После этого я ожидаю твоего решения здесь. И помни, Вэйл… это не просто предложение работы. Это предложение смысла. Ты всю жизнь был аномалией, проклятием, ошибкой. Я предлагаю тебе стать решением. Стать тем, кто не просто выживает в системе, а перестраивает её под себя. Стать не инструментом в чужих руках, а архитектором собственной судьбы и судьбы всего нашего мира.
Он повернулся к макету, давая понять, что аудиенция окончена. Я стоял ещё мгновение, глядя на его спину, на мерцающий узел на идеальной копии нашего ада, а потом, шатаясь, вышел в коридор. Давящая тишина отступила, сменившись обычным, гулким эхом шагов в каменных тоннелях. Но она переехала мне в голову.
Я не пошёл в комнату семь. Я не пошёл в спальный блок. Я почти бежал, куда глаза глядят, пока не упёрся в знакомую дверь — в наше первое «укрытие», архивную комнату в северном крыле. Я вломился внутрь, захлопнул дверь и прислонился к ней, тяжело дыша.
Он знал. Всё знал. И его предложение… оно было чудовищным. Оно было логичным. Оно было единственным шансом не просто выжить, а получить власть. Настоящую, безраздельную власть над этим местом, которое пыталось сломать меня с первого дня. Часть меня, та самая тёмная, голодная часть, отозвалась на это предложение глухим, мощным гулом одобрения. Стань архитектором. Разорви узел. Поглоти хаос. И стань хозяином на руинах старого мира.
Дверь тихо приоткрылась, и вошла Бэлла. Она, видимо, искала меня. Увидев моё лицо, она побледнела.
— Кайран? Что случилось? Сирил?..
— Ректор, — перебил я её, и слово вырвалось хриплым, надтреснутым звуком. — Он вызывал меня. Показывал макет. Знает про узел. Всё знает.
Я видел, как по её лицу прокатывается волна ужаса, но она мгновенно взяла себя в руки, схватила меня за руку и потащила к столу.
— Говори. Всё. С самого начала.
Я говорил. Сбивчиво, путано, но она слушала, не перебивая, её глаза становились всё холоднее, всё безжалостнее. Когда я закончил, рассказав про «контролируемый коллапс» и «архитектора нового порядка», в комнате повисла тяжёлая, гробовая тишина.
— Чёрт, — наконец выдохнула она. Её руки сжались в кулаки на столе. — Он не просто знает. Он ждал этого. Ждал, когда появится кто-то вроде тебя. Ждал, когда узел станет достаточно нестабильным. Всё это время… мы думали, что исследуем его тайну. А он просто готовил для тебя сцену.
— Он дал сорок восемь часов, — пробормотал я. — На решение.
— Какого решения?! — её голос сорвался, в нём впервые зазвучала неконтролируемая ярость. — Это же не выбор! Это ультиматум, прикрытый бархатом! «Стань моим орудием геноцида или умри»!
— Он говорит о спасении системы, — слабо возразил я, пытаясь хоть как-то восстановить в голове ход его ледяной логики.
— Системы! Да плевать мне на его систему! — она вскочила, начала метаться по крошечной комнате. — Он говорит об «отсечении гниющей плоти»! Это мы, Кайран! Это Леон! Это все те, кто не вписывается в его идеальный, чистый, новый мир! Ты думаешь, после «перезапуска» место для таких, как мы, найдётся? Для любопытных? Для сомневающихся? Для тех, кто помнит? Мы станем первыми кандидатами на «утилизацию»! И ты… ты станешь тем, кто нажмёт на рычаг!
Она остановилась передо мной, её глаза горели.
— Ты хочешь этого? Хочешь стать его палачом? Хочешь, чтобы каждую ночь тебе снились лица тех, кого ты «отсек» ради его великой цели? Хочешь, чтобы этот… этот голод внутри тебя стал единственным, что у тебя останется?
Её слова били прямо в цель, в ту самую часть меня, что сжималась от ужаса при мысли о таком будущем. Но другая часть, тёмная и могущественная, шептала: «А что ты имеешь сейчас? Страх. Унижение. Борьбу за каждый день. Она предлагает тебе лишь продолжение этой борьбы, до бесконечности. Он предлагает тебе власть. Конец страху. Ты сможешь защитить её, если захочешь. Если будешь хозяином.»
— А что мне делать, Бэлла? — голос мой звучал сломанно. — Отказаться и ждать, когда меня устранят как угрозу? А потом ты останешься одна. С Леоном. С этой правдой. И система всё равно рухнет, медленно и мучительно, и ты, возможно, погибнешь в этом хаосе. Разве это лучше?
Она смотрела на меня, и вдруг вся ярость, всё напряжение ушли из её лица. Осталась только бесконечная, леденящая душу печаль. Она опустилась на колени перед моим стулом и взяла мои холодные руки в свои.
— Кайран, — сказала она тихо-тихо, и в её голосе не
