Кайран Вэйл. Академия Морбус - Игорь Углов

Сирил слушал, не перебивая. Когда мы закончили, он долго молчал.

— Вы понимаете, что только что совершили? — наконец спросил он.

— Остановили угрозу, — сказала Бэлла, но в её голосе не было ни гордости, ни вызова. Только усталость.

— Вы нарушили все мыслимые протоколы безопасности. Вы, Вэйл, влезли в эпицентр неклассифицированной магической аномалии уровня катастрофы. Вы, Ситцен, вмешались в процесс, о природе которого не имели ни малейшего понятия, рискуя быть уничтоженной или сведённой с ума. — Сирил говорил ровно, но каждая фраза была как удар. — И вы… вы это сделали. Вы остановили то, с чем не справились десяток опытных магов.

Он провёл рукой по лицу, и впервые я увидел на нём признаки настоящей, человеческой усталости.

— Ректор уже проинформирован. Последствия… я не знаю. С одной стороны — вопиющее нарушение субординации и самоуправство. С другой — результат, спасший жизни, возможно, десятков людей и предотвративший неисчислимые разрушения. — Он посмотрел на меня. — Ты переполнен чужеродной силой. Ты чувствуешь последствия?

Я кивнул. Внутри всё ещё булькало, как после тяжёлого отравления, но уже без той дикой боли. Была глубокая, тошнотворная тяжесть.

— Тебя нужно будет обследовать. Очистить, если возможно. А тебя… — он перевёл взгляд на Бэллу, — …тоже. Ментальное вмешательство в такой процесс не проходит бесследно.

— Я в порядке, — сказала Бэлла, но её бледность и дрожь в руках говорили об обратном.

— Вы не в порядке. Вы оба на грани. И теперь вы ещё и герои. Или монстры. В зависимости от того, как на это посмотрят. — Сирил вздохнул. — Я оставлю вас здесь под охраной на ночь. Завтра ректор решит вашу судьбу. А пока… постарайтесь не умереть и не сойти с ума. Это приказ.

Он вышел. Дверь закрылась, и мы услышали щелчок магического замка. Мы были в заточении. Но заточении почётном.

В тишине комнаты Бэлла первая нарушила молчание.

— Ты… ты что, совсем идиот? — её голос дрожал, но не от страха. От ярости. — Ты мог умереть! Ты мог взорваться и унести с собой половину академии!

— Я знал, — прошептал я. Голос был хриплым, как после долгого крика. — Но не мог остановиться. Оно звало. Как магнит.

— «Оно»? Дух?

— Нет. Сам голод. Он увидел пищу и… сорвался с цепи.

Она замолчала, глядя на свои руки. Потом подняла на меня глаза.

— А когда я вошла… ты меня пустил. Почему?

— Потому что я тебе доверяю, — просто сказал я. — И потому что иначе бы не справился. Ты… ты взяла часть этого на себя. Как ты?

— Как после того, как тебя пропустили через мясорубку, а потом собрали заново из обрезков, — она попыталась улыбнуться, но получилась гримаса. — В голове до сих пор звенит. И я чувствую… эхо. Отголоски того, что было в той силе. Древний ужас. Бесконечный голод. И ещё что-то… печаль. Такую глубокую, что её даже осмыслить нельзя.

Мы сидели в тишине, слушая, как за дверью бубнят двое старшекурсников. Мир за стенами этой комнаты, вероятно, бурлил — раненых, разрушения, расследование. А мы сидели здесь, двое детей, которые нечаянно тронули что-то древнее и страшное и чудом выжили.

— Теперь они нас никогда не оставят в покое, — наконец сказала Бэлла. — Ни тебя, ни меня. Мы слишком ценны. И слишком опасны.

— Я знаю.

— И что мы будем делать?

Я посмотрел на свои руки. Они больше не светились, но я чувствовал в них дрожь — не слабости, а переизбытка силы, которая искала выхода.

— Будем учиться, — сказал я. — Учиться контролировать это. И использовать. Потому что, если эта сила у нас есть… значит, она нам зачем-то нужна. Хотя бы для того, чтобы выжить в том, что будет дальше.

Она кивнула, и в её глазах снова появилась твёрдость. Страх отступал, уступая место привычному, холодному расчёту.

— Тогда нам нужно будет ещё более тщательно скрывать то, что мы умеем. И особенно — то, что мы умеем вместе.

Мы замолчали. Усталость накрывала волной. Я прислонился к холодной стене и закрыл глаза. Внутри всё ещё бушевала чужая сила, но теперь, с её помощью, я мог её удерживать. Как дикого зверя на тонком поводке.

Мы прошли через ад и вышли с другой стороны. Не прежними. Изменёнными. И мир Морбуса, который и раньше не был к нам добр, теперь смотрел на нас новыми глазами. Глазами, в которых смешались страх, надежда и ненасытное любопытство.

И Голос он молчал. И это мне казалось не привычным. Мне так хотелось услышать, чтобы он мог сказать по этому поводу, но он не отвечал.

Пир закончился. Начиналось нечто новое. И мы были в самой его гуще.

Глава 19. Цена популярности

Слава в Морбусе не была ни золотом, ни шёлком. Её не чеканили на монетном дворе и не вручали в лавровых венках на потеху толпе. Она была более примитивной и куда более липкой субстанцией — слухами.

Слухи, родившись в самом тёмном углу самого дальнего коридора, обретали плоть и кровь, обрастая невероятными деталями, прыгали из уст в уста, из ума в ум, и в конце концов становились частью самой каменной кладки академии. А слухи, последовавшие за «Праздником Тени», были особенно живучими, ядовитыми и сладкими одновременно.

«Студент-первокурсник из Дома Костей. Один. В эпицентре прорыва Древнего. Он не убежал. Он не закричал. Он встал и… проглотил тьму. А девица из Дома Шёпота, что кричала без звука… она вернула его душу из пасти небытия.»

Нас не наградили. Не вызвали к Ректору для торжественных похвал. Официальное расследование инцидента утонуло в бесконечных комиссиях, отчётах о «недостаточной бдительности кураторов праздничного комитета» и внезапной, яростной кампании по проверке всех магических реликвий в хранилищах. Но истинная награда, а может — проклятие, пришла сама. В виде взглядов.

До этого дня на меня смотрели с подозрением, со страхом, с холодным любопытством Сирила, видевшего во мне проблему, которую нужно решить. Теперь взгляды изменились.

Старшекурсники из Домов Когтей и Теней, не замешанные в подлой войне с артефактами, смотрели на меня иначе. В их глазах читалось нечто среднее между уважением к опасному хищнику и расчётом прагматика. Их взгляд говорил:

«Ты чудовище. Но ты наше чудовище. Пока ты пожираешь их кошмары, а не наши, ты полезен».

Преподаватели на лекциях, даже Вербус, бубнивший о казуистике договоров с низшими духами, теперь задерживали на мне взгляд на лишнюю секунду. Не как на студенте. Как на аномалии, которую система пока терпит, но чью классификацию ещё предстоит уточнить.

Самыми же невыносимыми были взгляды