На встречу дня - Ежи Вавжак
— Ты считаешь, что удивил меня, да? Нет, брат. Бывает, человеку кажется, что он нашел то, что искал, и самого господа бога поймал за бороду, а тут в одно мгновение все рушится, и человек попадает в лужу, ни дать ни взять — мокрый петух.
— Да, такое бывает, ты прав, — поддакнул Бронек, задумчиво морща лоб.
К обеду они заказали бутылку водки. Гжегож знал, что ему не следует пить, вчера он решительно отметал подобные мысли, понимая, что это слабость. Но сейчас оправдывал себя тем, что хочет Бронек Велёх. Нужен какой-то переход от обычного повседневного бытия в состояние невесомости, это необходимо для взаимной откровенности и доверительности. Неловкость, внутренняя сдержанность в обычных условиях не позволяли выходить за рамки, которые определили не они, но которых, желая того или нет, придерживались. Сейчас Гжегожа страшила только перспектива провести вечер в одиночестве. «До вечера еще далеко, все выветрится, — оправдывал он сам себя, — схожу куда-нибудь в кино». Он был уверен, что встреча с другом не кончится так просто. Все в поведении Бронека говорило о том, что с ним тоже творится что-то неладное, он ждет подходящего момента, чтобы поделиться своими горестями. Итак, к его собственным заботам добавляются пока ему еще неведомые заботы друга. Вызвать Бронека на откровенность было делом нелегким. Они отлично знали друг друга много лет, чуть ли не всегда, как порой казалось Гжегожу.
Они были ровесниками. Мать Велёха, когда Гжегож бывал у них дома, нередко корила их, что они холостяки, и вздыхала: когда же ее сын наконец женится и остепенится. Хотя оснований для вздохов у нее не было и сетовала она скорее по привычке, ибо Бронек, если не задерживался в мастерской, все вечера просиживал дома за книгами. Но мать никак не оставляли опасения, что это ему в один прекрасный день надоест и он совершит непоправимую ошибку. Гжегож вспомнил то время, когда он еще не знал Кристину, они частенько вместе выезжали за город, ходили в кино с разными девушками. Но не придавали большого значения этим юношеским «прогулкам», просто им импонировало, что есть кто-то близкий, кого можно иногда вспомнить, иногда поревновать или просто помечтать о будущем.
И вдруг его осенила мысль: Барбара Яниц! Недавно, выходя из кинотеатра, он видел их в уличной толпе. Они о чем-то оживленно говорили. Барбара весело смеялась. Занятые собой, они не заметили его. Тогда он к ним не подошел. Это вышло непроизвольно: было поздно, и он торопился на последний трамвай. Потом он понял, что его появление не вызвало бы у них восторга. Ему даже показалось, когда он шел некоторое время за ними, что им хорошо вдвоем. И окончательно в этом уверился, видя, как Бронек взял ее под руку, а Барбара еще теснее прижалась к нему. Гжегож вспомнил сейчас эту сцену, и его что-то кольнуло. Он тут же выругал себя за эти дурацкие мысли. Вот совсем случайная встреча с этой искренней и открытой девушкой пробудила в нем симпатию к ней, он знает ее сомнения, она поделилась с ним в кафе, его влекло к ней, чем-то она похожа на него, наверное, своей незадачливостью. Вернувшись в общежитие, он не придал их встрече значения. И вот сегодня утром вдруг понял, что не должен больше встречаться с ней, иначе может оказаться в безвыходном положении. Он думает сейчас об этом с некоторым сожалением, потом ее девичью фигурку заслоняет образ Кристины, в памяти вдруг крупным планом всплывает ее лицо, большие ясные глаза.
— Что с тобой, Гжегож? — Бронек осторожно кладет ему руку на плечо.
— Ничего, — очнулся тот и настороженно взглянул на друга, словно опасаясь, как бы Бронек не прочел его мысли.
— Мне показалось, ты меня не слушаешь. Вроде тебя здесь и нет, — потряс он его за плечо.
— Я все понял, Бронек. Тебе запала в душу дочка Яница. Как ее там: Баська. Ну, не выкручивайся и налей-ка.
— Как ты догадался? — поразился Велёх.
— Я видел ее глаза, когда она говорила, что берет у тебя читать книги. Вот и все. Для меня этого достаточно.
— Оказывается, ты наблюдательнее, чем я, — грустно сказал Бронек. — Ну, давай выпьем, а то нечем будет закусить.
— Не понимаю.
— Не знаю, как тебе объяснить... Вообще, все это странно. Я всегда смотрел на нее как на сопливую девчонку и никогда иначе не воспринимал. И вдруг однажды на ее именинах, поздравляя ее, я так и поперхнулся. Не думай, я не был пьян. Это случилось сразу, только я вошел. Я стоял перед ней, как баран, с разинутым ртом и очухался, когда все вокруг расхохотались.
«Отлично тебя понимаю, — хотел сказать Гжегож. — У меня было так же. Я, помнится, слонялся на этом проклятом балу, как бездомная собака. И когда встретил в коридоре Кристину, гроша ломаного не дал бы тому, кто сказал бы, что это продлится больше, чем один танец. А пробыл с ней до утра. На другой день ждал ее вечером у дома, замирая от страха, что она не выйдет на свидание.
— ...я думал, лопну от злости, встану и дам по морде этому ее приятелю, Зигмунту... Сам не пойму, почему все кончилось мирно. Правда, напился я тогда как свинья. Несколько дней потом стыдно было показаться ей на глаза. Но она, кажется, все поняла правильно.
— С виду она вроде умная девушка.
— В этом-то все и дело.
— Ты о чем?
— Рано или поздно она поступит в институт, а я, — он развел руками, — простой рабочий.
— Ну и дурак же ты, — проговорил Гжегож. — Остальное доскажу тебе, когда вернусь.
«Нельзя оставлять его в таком состоянии, — подумал он о Бронеке, направляясь за официантом, хотя, возможно, имел в виду в какой-то степени и самого себя. — Он сейчас как бы на распутьи, может наделать глупостей, из-за которых придется потом страдать, но и не хочет упустить возможности — а вдруг это в первый и в последний раз. И я не могу ему сказать: это, мол, меня не касается, это твои личные дела. Не могу, если хочу и дальше считать себя его другом».
Вернувшись к столу, Гжегож увидел, что Велёх сидит с Миркой. Немецкая делегация уже ушла. Он был не в восторге от встречи с сестрой, хотя в иной
