У смерти на краю. Тонечка и Гриша - Ирина Николаевна Пичугина-Дубовик

Корабль — нет, чудо-паром — удивительно напоминал дворцы, те, которые возводились сталинскими архитекторами перед войной. Могучие колонны, портики, но и воздушность всего сооружения, в котором, несмотря на изящество, угадывалась титаническая мощь. На борту парома крупными буквами было выведено его название: «Волга».

Вера внезапно вспомнила свой любимый фильм с Любовью Орловой «Волга-Волга». Тот эпизод, когда под раздольную музыку на экран вплывают широкие, бесконечные ступени набережной, и вот он — величественный Речной вокзал столицы нашей великой советской Родины, Москвы!

Веру всегда в этот момент охватывал восторг и гордость. Гордость за нашу советскую страну, за её достижения! Ясно видела Вера светлые дали! И радостные люди в её воображении шли в коммунистическое будущее! И так непременно будет!

А этот паром явился к Вере из того самого будущего! Явился, несмотря на войну, лишения и голод! Вере хотелось запрыгать, засмеяться от обуревавших эмоций.

Тем временем происходили удивительные вещи: их состав как бы «саморазбирался» на вагоны, а погрузчик, установленный на носу парома, уже начал перемещать эти вагоны в многочисленные «стойла» второго этажа. Как ловко и быстро это делается!

Наконец все вагоны погружены.

Теперь запускают пассажиров.

Мусенковы стали в очередь и скоро оказались на борту чудо-парома. Здесь его огромность просто подавляла. Над головой ввысь вздымаются величественные опоры из рельсов. Девочки вдруг ощутили себя муравьями в огромной спичечной коробке.

Можно было вернуться в свой вагон, если найдёшь его среди путаницы рельсов гигантской платформы. Рельсов, проложенных, как Тоне показалось, строго в беспорядке. И вдоль, и наискось…

Угадав её мысли, Григорий Сергеевич пояснил:

— Тось, ну ведь надо весь состав с паровозом сюда как-то «утолкать».

Многие люди разошлись по своим вагонам. Но Мусенковым было интересно посмотреть с борта на Амур. Собственно, это и был борт, не палуба для прогулок. Даже ограждения были не сеточные, близко подходить к краю не рекомендовалось. Выкрашенные серой краской металлические стойки и полосы — ограждения — определили узкое пространство между вагонами и бортом парома. Конечно, можно спуститься в тёмный глубокий трюм, посмотреть и его. Но мама Тоня девочек туда не пустила.

— Не скачите, козочки, это паром, а не площадь! Стойте смирно, если хотите посмотреть, как поплывём.

Григорий Сергеевич рядом разговаривал с местным. Тот сходил на том берегу в Пивани. По виду — нанаец. Пояснял, что «пивэнь» на их языке означает «точило». Григорий Сергеевич подумал, что в Приморье сохранены старые местные названия населённых пунктов. По прошлым наименованиям стойбищ или китайских поселений. В основном сохранены.

Но тут из-под громады парома стали выбиваться большие волны, он заворочался, содрогнулся и стал разворачиваться, набирая ход.

В центре парома стоят широкие большие трубы.

— Это зачем? — спросила Вера.

Отец пояснил, заглянув в заветную книжку, что внутри парома бьётся дизель-генераторное сердце. Да и не одно! Целых шесть! Каждый дизель-генератор обладает огромной мощностью в 720 лошадиных сил!

— Ты учти, Вера, эти дизель-генераторы поставили нам по ленд-лизу американцы. Компания… «Дженерал Моторс». Вот как!

Вера попыталась было представить себе табун из 720 лошадей, но у неё воображения не хватило. А их таких — шесть! Ого!

Паром шёл на полном ходу по… так и просилось на язык «океану»! Нет, по великой реке. Ветер бил в лицо, приносил дождь холодных брызг. Серый Амур серебрился, расстилался под ногами, Тонечке казалось, что она летит-несётся над колышащимися, переливающимися волнами, парит, как чайка!

Опять пришла мысль: «Какой восторг!» Кто так говорил? И Тоне явилась статная фигура, красивое, одухотворённое лицо. Да, та дама в Ворошилове! Она всё время повторяла эти слова. Но их полное значение Тоня поняла и ощутила только сейчас, в быстром полёте над Амуром!

И в душе её духовой оркестр немедленно развернул широкий и восторженный вальс, знакомый с детства всем жителям Владивостока: «Плавно Амур свои волны несёт…»

Какой восторг!

Переправились. Процедура пошла уже в обратном порядке. Через несколько часов, в полной темноте, поезд прочно стоял на рельсах. Пассажиров же существенно поубавилось. До Ванино Мусенковым предстояло ехать сутки в почти пустом вагоне.

43. Советская Гавань. Евлампий Петрович

Утром паровоз шёл по «однопутке» по таким впечатляющим местам!

Глядя окрест, Тонечка подумала, что слово «живописные» ничего не стоит по сравнению с картинами, разворачивающимися перед её глазами.

Железная дорога, круто свернув на восток, как будто прорезала насквозь сопки и гряды невысоких гор, ныряла в чёрные коридоры под кряжами, пробегала по насыпям, по бесконечным мостам и мостикам. Казалось, дорога была прорублена казацкой саблей в теле этой гористой местности, где не найти ни одного километра ровной поверхности.

Паровоз плавно тянул состав вверх-вниз, свистя, объезжал гористые склоны или тоннелями проходил горы насквозь. Изгибался. Из окна часто можно было увидеть или сам паровоз, или хвост их поезда.

Шёл состав неспешно. Местность не позволяла разогнаться. Иногда он останавливался, стоянки были разной продолжительности. Потом рывком трогал с места.

Всё можно было рассмотреть.

Гигантские насыпи возносили вагоны над перепадами между подножий лесистых гор. Вдали было видно, что в основном горы покрыты хвойными лесами. Но у насыпи, где поработали лесорубы, прочищая путь для железной дороги, успели прорасти берёзы. Они кудрявой бараньей шкурой покрывали спуски к насыпи или от неё, вниз, вниз. Берёзы стояли так кучно, тесно, сияя золотом осенней листвы, что хотелось высунуть руку и на ходу погладить их по солнечным головкам.

По рассказам отца Тоня знала, какую беду могут принести с собой эти нежные деревца. Бывало, казаки переселенцы, вырубив часть тайги под поле, неожиданно сталкивались лицом к лицу с плотной берёзовой порослью, которая мгновенно «выскакивала» на пашне. Тонкие прутики маленьких берёзок стояли стеной. «Хоть косой коси»!

Их и косили.

Кузнецы ковали особые, необыкновенно большие и крепкие косы для берёзовой напасти.

И тут, по просекам, Тоня видела ту же картину. Маленькие берёзы стремительно замещали срубленные лиственницы и кедры. Смотреть из окна вагона — приятно, а как в дальнейшем с ними воевать?

Иногда мосты через мелкие речушки как бы подпирали подножия гор. В одном окне вагона нависала лесистая гора, в другом — провал в речку. А насыпь бежала по прислонённому к горе длинному мосту, как по приставной полке.

Иногда каменистые склоны чуть не «лезли» в окно вагона. Было страшновато, так близко поезд «тёрся» возле скал, грозящих обвалом. На горизонте встали высоченные хребты Сихотэ-Алиня.

— Гриша, мы что, в горы поедем?

Возле них остановился сухонький старичок интеллигентного вида. Он давно прохаживался по вагону, внимательно поглядывая в сторону Мусенковых.

— Вы позволите? Я смотрю, вы тоже «от Пивани