Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух
Если возможно сдержанно материться, то Главный сейчас делает именно это. Молодец, кстати. Я бы так не сумел. Это вообще сделать еще и технически очень сложно, мне почему-то так кажется, поэтому совершенно искренне восхищен.
Тем не менее подрубает видеосвязь.
Я встаю за спиной у Деда: так и мне все видно. А Главному видно меня.
– Если я пожелаю тебе здравствовать, – выдыхает он наконец, – Кирилл Дмитриевич, то ты решишь, что я это делаю неискренне. Так вот, я и вправду делаю это неискренне. Но все-таки будь здрав, боярин. Говори, что хотел.
С минуту после этого два монстра молча играют в гляделки. А мне хочется немедленно куда-нибудь пропасть – хоть вон к тому же Герасиму на лежанку. Он теплый, большой и человеческий.
В отличие от Главного и Деда. Энергетика у этих двух рептилоидов – это, я вам доложу, весь Голливуд от зависти повесится.
Наконец Дед не выдерживает.
– О том, что Глеб тебе показывал принципиально неисправимую дырку в схеме стартапа, я уже знаю. И что ты ответил, знаю. И ты, в принципе, прав. Но есть одно «но». О котором я тебе скажу, как только увижу аванс.
– А Глеб тебе его еще не передал? – спрашивает Главный удивленно.
Я сначала поднимаю обе руки вверх, потом одной из них аккуратно лезу во внутренний карман. Достаю оттуда пухлый конверт с кэшем.
Небрежно бросаю на стол.
– Вот, теперь передал, – удовлетворенно кивает Кирилл-свет-Дмитриевич. – А значит, можно и поговорить кой о чем…
И не спеша закуривает. Конверт, кстати, даже и не открывает. Знает, что там все в порядке.
Главный тем временем терпеливо ждет. При всей его демонстративной нелюбви к Деду Кирилл не один из лучших в нашем бизнесе.
Просто лучший.
И уж кому-кому, а Главному ли этого не понимать. Это просто глупо было бы, а значит, совершенно точно не про него.
– Значит, так, – говорит наконец Кирилл. – Если у «верхней крыши» интерес чисто финансовый, то ты абсолютно прав, и мы ничем не рискуем. Вернее, мы и так ничем не рискуем, но рискуешь ты. А ты, хоть наша нелюбовь друг к другу и вполне взаимна, но все-таки не самый плохой для меня работодатель. И я это ценю.
– А можно без предисловий? – Главный морщится прямо в экран.
Закипает. Своих эмоций он и не собирается ни от кого скрывать. И, собственно, зачем? Они с Кириллом знают друг друга и не любят друг друга на чисто физиологическом уровне ровно столько, сколько некоторые в телевизоре даже и не живут. Ходили слухи – еще с университетских времен. Хрен его знает тогда, что за кошка между ними пробежала. Видать, очень уж черная…
Но не любят открыто и честно. Хотя бы за это спасибо…
– Можно и без предисловий, – кивает Дед. – Просто совет. Прямо сейчас связываешься напрямую с «крышей». Излагаешь все как есть и предлагаешь решать самим. Улавливаешь, почему?
Главный некоторое время молчит.
Потом хмыкает.
– Если для старших это «просто бизнес», – говорит раздумчиво, – то пусть все идет, как идет. Если люди наверху проникаются вашими аргументами, то мы просто оставляем себе аванс без работы. Мелочь, а приятно…
Дед тяжело вздыхает.
– А самое главное, – усиленно чешет он за ухом, – даже не то, что наш юный друг прекращает сам раздавать авансы, которые мы потом лучше вместе дружно поделим. То, что ты наверняка взял под эту финансовую художественную самодеятельность и прочую дрочку вприсядку именно безвозвратку, и дураку понятно. Слишком велики риски, думать иначе – просто тебя не уважать. А так ты после этого полностью снимаешь с себя любую ответственность, ведь так?
Главный медленно, тягуче кивает.
– Вот-вот, – скалится в экранчик Дед. – Думать по-другому – это тебя не уважать. А я тебя хоть и не люблю, но все-таки уважаю. Знаешь ведь наших верхних умников: если что потом пойдет не так, то ты же крайним и окажешься. Потому что не предупредил. Признавать самого себя тупым самоуверенным ослом не нравится, поверь, никому. И если там что-то пойдет не так, то косяки начнут перекладываться по святому и неизменному принципу «на кого Бог пошлет». То есть вниз по иерархической лестнице. Причем на каждой ступеньке обрастая новыми и интересными подробностями. И оно тебе надо?
Главный вздыхает тяжелее Деда. А что тут еще сделаешь? Я уже даже по голосу понял, что он с самого начала признал правоту Кирилла.
Просто марку держал.
– Умный ты, – говорит он чуть ли не с ненавистью. – Сволочь.
Кирилл Дмитриевич только кивает. Ну умный.
– Ладно, – фыркает в экран Главный, заливая несчастный смартфон одновременно ненавистью и уважением. – Считай, свой гонорар ты отработал. И получишь полностью, а не только аванс. В любом случае.
Дед только руками разводит. Он, вообще-то, и не сомневался.
– А теперь по делу, – ворчит Главный, отхлебывая, судя по всему, остывший кофе из большой белой кружки. – Если берешься – а ты берешься, – то вы сейчас прорабатываете акцию в полном объеме, вплоть до, если потребуется, массовых уличных беспорядков против «новой финансовой пирамиды». Впрочем, кого я учу? Молодежь и улицу тебе вон Глеб организует, если что: с прошлых выборов активисты должны остаться, шумные. И стоят эти ублюдки недорого, потому как выборов сейчас нет и у них голодные времена. Получишь их оптом, с камерами со всех федеральных каналов. Бюджет должен быть расписан полностью, сумму Глеб знает. Аванс в половину суммы я получил в полном объеме…
Мы с Егор-свет-Дмитриевичем одновременно присвистываем.
Круто.
Особенно если этот аванс – что, согласно идее, и подразумевается конечной целью – не возвращать. Аванс, кстати, в нашем скользком бизнесе в таких случаях всегда безвозвратный, просто обычно это десять-двадцать процентов.
Ну тридцать.
Главный явно о чем-то догадывался, если пятьдесят запросил… Хороший, в принципе, куш.
– Я тебя правильно понял, Жень? – Дед поднимает вверх левую бровь, изгибая ее домиком.
Наш собеседник некоторое время молчит.
– Кирилл, – наконец выдавливает Главный, – ты меня правильно понял. Пишите помимо медиа-стратегии еще и очень, очень убедительную докладную записку с объяснением, почему эту работу исполнять в принципе не нужно. И почему заказчик должен поискать другую нишу для стартапа. Если ваши мозги и мое личное обаяние сработают, то делимся по-честному: половину разницы я забираю себе. Половину отдаю
