Ученик доктора Менгеле - Роберта Каган
Эрнст не мог смотреть на два маленьких мертвых тела. Его так трясло, что стучали зубы.
Менгеле постучал пальцем по столу, на котором лежала Сара. Потом развернулся и вышел из операционной. Эрнст больше не мог этого выносить. Он был один в комнате с трупами двух детей, которые пару минут назад были живы и здоровы. Внутри у него все кричало. Ему казалось, он до сих пор слышит плач сестер. Я схожу с ума, – подумал он. – Теряю рассудок, находясь в этом кошмарном месте. Я больше не могу. Мне надо выбраться отсюда. Или я обезумею. Я должен попросить у Менгеле отпуск. Мне надо уехать из этого ада, чтобы решить, что делать с моим будущим. Я не могу здесь оставаться. Потом он вспомнил, что Менгеле сказал ему поручить Максимилиану Самуэлю, еврею-заключенному, провести вскрытия обоих тел. Взяв себя в руки, Эрнст оставил трупы в операционной и пошел передать Самуэлю приказ доктора.
Самуэль сидел на табурете в своей лаборатории. Это был суровый человек, скупой на слова. Но его глаза всегда глядели настороженно. Эрнст наблюдал за ним последние несколько месяцев и выяснил, что Самуэль втайне пытается помогать пациентам Менгеле. Эрнст знал это, потому что иногда у них пропадали лекарства. А как-то он заметил, что Самуэль прячет обезболивающее в карман халата. Эрнст тогда намеренно отвел глаза. Он был рад, что у Самуэля больше мужества, чем у него самого. Рад, что кто-то готов рискнуть жизнью, чтобы помочь другим.
Когда Менгеле впервые представил Самуэля Эрнсту, то предупредил того, что в действительности не держится за Самуэля, хоть и считает его полезным. А потом добавил:
– Раньше Самуэль был акушером-гинекологом. До войны, я имею в виду. Когда он прибыл сюда с одним из первых транспортов, то сам вызвался помогать мне в госпитале. Правда же? – обратился он к Самуэлю.
Тот кивнул:
– Да, это так.
Менгеле улыбнулся Самуэлю, потом повернулся к Эрнсту.
– Я мог его послать в газовую камеру, но подумал, почему бы и нет? Он может пригодиться. Я всегда смогу от него избавиться позднее. Правильно же?
Самуэль отвел взгляд.
Эрнст кивнул, не зная, что ему отвечать.
Но когда Менгеле отвернулся, Эрнст вгляделся в Самуэля, думая, каким тот был до Аушвица. Макс Самуэль напомнил ему студентов-медиков, которые были его друзьями, молодыми будущими врачами, которые проявили к нему такую доброту. У Эрнста сжалось сердце при мысли о том, чему, возможно, они сейчас подвергаются в каком-нибудь похожем учреждении. Скорее всего, с ними обращаются точно так же, как с Самуэлем.
– Приятно познакомиться, – сказал Эрнст Самуэлю.
– Да, – ответил тот. Это было все, что он сказал.
– Как мило! Как будто встреча настоящих врачей! – ухмыльнулся Менгеле. – Обожаю играть в такие игры с заключенными. Они меня очень развлекают.
Ни Эрнст, ни Самуэль не произнесли больше ни слова.
Это было месяц назад. С тех пор Эрнст видел Самуэля считаное число раз. Тот всегда держался вежливо и неукоснительно исполнял распоряжения доктора Менгеле, которые ему передавал Эрнст. Но никогда не был с ним дружелюбным.
Эрнст прочистил горло и обратился к Самуэлю:
– В операционной двое близнецов женского пола. Обе скончались. Доктор Менгеле распорядился, чтобы вы провели аутопсию. Надо удалить у них глаза и взять образцы тканей.
На мгновение Самуэль посмотрел Эрнсту прямо в лицо, и кровь застыла у него в жилах. Казалось, еврейский доктор винит его в происходящем не меньше, чем Менгеле.
– Дети, значит, – сказал Самуэль. – Маленькие девочки. Маленькие невинные девочки.
Эрнст кивнул, ощутив подкатившую к горлу тошноту.
– Какая жалость, что бедняжки так сильно заболели, что умерли! – сказал Самуэль с нескрываемым сарказмом. Эрнст понимал: Самуэль знает, что Менгеле убил этих детей.
Он знает, что они не были больны. Знает, что Менгеле садист. И вероятно, считает, что и я тоже, – думал Эрнст, выходя из барака.
По пути обратно в госпиталь он проходил мимо кабинета Менгеле, который сидел у себя.
– Нейдер, зайдите на минутку. Мне надо с вами поговорить, – позвал его Менгеле.
Эрнст поежился. Чего он захочет теперь? Мне даже смотреть на него тошно. Он только что беспричинно убил двух девочек, а теперь сидит за столом с таким видом, будто ничего не случилось. Он правда считает, что поступает правильно? Правда думает, что эти двое не были человеческими существами? Эрнст думал об этом, глядя на Менгеле, который, сидя за рабочим столом, оглаживал пальцами пепельницу. Эрнст присмотрелся к ней. Только у высших чинов нацистской партии были такие. Он бы точно такой не хотел. От одной мысли ему становилось дурно. Пепельница была особенная – сделанная из человеческого таза. Таза женщины. Эрнст заставил себя отвести взгляд, чтобы не замечать чудовищного блеска в глазах Менгеле, наблюдавшего за тем, как подчиненный входит к нему в кабинет. Он был полон мрачных предчувствий.
– Да, доктор, – Эрнст с трудом произнес эти слова, встав перед столом.
– Хайль Гитлер! – Менгеле встал и отсалютовал.
– Хайль Гитлер! – Эрнст ответил тем же салютом.
– Садитесь, – велел Менгеле.
Эрнст выдвинул стул и сел напротив него.
Мгновение Менгеле молчал. Он внимательно смотрел на Эрнста. Потом вздохнул и начал:
– Я тут подумал. Возможно, вам не помешает неделю-две отдохнуть от работы. Я жду визита новых друзей, высокопоставленных деятелей партии. И, давайте глядеть правде в глаза, вы очень толстый и произведете нехорошее впечатление. Признаю, вы хороший доктор, временами даже блестящий, но очень уж неловкий. Честно говоря, я вообще думал вас уволить. Но ведь это будет позор, согласны? К тому же у вас здесь отличная работа. Вы и сами понимаете все преимущества.
Он хочет меня запугать, – подумал Эрнст, внутренне подобравшись. Однако он почувствовал, как пот проступает у него на лбу и под мышками. Больше всего он боялся, что сейчас начнет заикаться, но не мог это контролировать. Именно так и вышло.
– Я н-не хочу п-потерять эту работу, – пробормотал он, хоть и не был уверен, что говорит правду. Я мечтаю выбраться отсюда! Но если Менгеле меня уволит, у меня точно не останется шансов найти приличное место в обозримом будущем. Я в ловушке, и он это знает. Ему нравится загонять людей в ловушку. Это часть его садистской натуры.
– Ну вот, вы опять заикаетесь! Думаю, вам все-таки лучше отдохнуть неделю или две. Да и мне не помешает побыть
