Лемнер - Александр Андреевич Проханов
В село вошли бэтээры, окружили огромную хоромину за железным забором, где обитали братья.
Им предложили выйти. В ответ из дома застучали автоматы. Бэтээр на скорости вынес ворота и пострелял из пулемёта по дому. Братья вышли, и их повязали. За домом в бревенчатом птичнике жили страусы. Перебирали толстыми ногами, воздели на длинных шеях маленькие изумлённые головы, колыхая пышными перьями. Когда началась стрельба, страусы убежали из птичника и носились по селу. Братьев поставили у забора. Скуластые, злые, свитые из сухожилий, они водили глазами. Те, на кого падал их бешеный взгляд, сжимались и прятались за спины других.
Лемнер извлёк золотой пистолет, долгие недели скучавший в кобуре.
— Улыбнитесь, мужики, — обратился он к братьям. — У каждой пули есть своя улыбка.
Подошёл к братьям, по очереди, приставляя пистолет к узким заросшим лбам, застрелил всех троих. Солдаты с канистрами бегали вокруг дома, щедро поливая дворец бензином. Подожгли. Сосновый брус взялся легко и жарко. Братья лежали у забора головами в одну сторону. Хоромина горела, вокруг стояли люди и бегали страусы.
Колонна возвращалась из села на трассу. Лемнер вдыхал сладкий дым горящей сосны. За спиной удалялся пожар. По обочине, не отставая от бэтээра, бежал страус.
Танки погрузили на платформы, тягачи отстали от колонны. Бэтээры мчались, огибая крупные города и поселки, не заходили в густую застройку. Из городов являлись депутации. Губернаторы присягали на верность. Местные гарнизоны вливались в колонну. Лемнер под шёлковым знаменем Пушкина стремительно приближался к Москве.
В колонне находился телеведущий Алфимов, снимавший фильм о «железном походе», чтобы в Москве показать его на телеэкране.
Бог весть откуда в колонне оказались политолог Суровин, философ Клавдиев, писатель Войский. Суровин писал статью и тут же размещал её в интернете. Утверждал, что в российском обществе давно назревала революция и лишь ждала вождя, способного олицетворить революционную стихию русского народа. «Лемнер — Пугачев и Разин наших дней. Разрушения, которыми сопровождается всякая революция, обеспечат России долгожданное развитие».
Философ Клавдиев настаивал, что «русская идея», отшлифованная на наждачном камне украинской войны, обретает в лице Лемнера эпический образ богатыря. Русское богатырство в Лемнере продолжает славный перечень богатырей — Ильи Муромца, Микулы Селяниновича, Добрыни Никитича, Алёши Поповича, а также святых князей Дмитрия Донского и Александра Невского.
Писатель Войский опубликовал первую главу романа, писанную на броне. В главе подробно изображался страус, его твёрдые каменные ступни, белоснежный плюмаж хвоста и надменная голова, напоминавшая Ивана Артаковича Сюрлёниса.
«Железный поход» на Москву сопровождался множеством комментариев, прогнозов, восторженных реляций. Вся Россия склонилась над картой, отмечая красными флажками путь Лемнера к Москве.
Он сидел в командирском люке, в танковом шлеме. Рядом гибко гнулся стальной хлыст антенны. Ветер высекал из глаз огненные слёзы. Длинными искрами они летели в поля, и в полях сверкало, трепетало, ликовало. Огромная страна звала его, раскрывала дали с великими городами, могучими хребтами, бескрайними реками. Страна ждала его, выкликала, берегла для него океаны, дебри, святыни. Возносилась к высотам и низвергалась, полнилась праведниками, вождями, святыми, злодеями, мучениками, мудрецами, поэтами. Ожидала, что неизбежно, неотвратимо явится он и примет эту страну для её долгожданного преображения. О преображении вещали волхвы, молились пустынники, мечтали поэты, поднимались на дыбу герои, восходили на трон цари. Оказывались недостойными трона, неугодными загадочной стране. Падали с трона на плаху. Страна ждала завещанного царя. И этим царём оказался Лемнер, еврейский мальчик, дитя иной земли и истории. Он бросил семя обетованной земли и волшебной истории в русские снега. Теперь он мчался в Москву на иссечённом осколками бэтээре, чтобы совершить великое осеменение. Сольются две истории, два народа, две мистические судьбы. В Успенском соборе, среди грозных фресок и драгоценных лампад Патриарх возложит на Лемнера золотую корону. Мех горностаевой мантии заструится по каменным плитам. Хор ангелов восславит мгновение великого осеменения.
Лемнер мчался к золотому венцу, исполненный благоговения, небывалого могущества, веры в своё вселенское предназначение. Его разум распахнулся безгранично, его душа обнимала весь мир, он испытывал несказанное счастье.
В ларингофоне захрипело, забулькало. Вава, замыкавший колонну, голосом, полным скрипов и хлюпаний, докладывал:
— «Пригожий»! «Пригожий»! Как слышишь меня?
— Называй меня «государь»!
— «Пригожий», не понял, не понял?
— Ладно, докладывай!
— Командир! Получен приказ министра обороны! Министра обороны! Прекратить продвижение! Прекратить продвижение! Сложить оружие! Сложить оружие! Корпус «Пушкин» считать расформированным! Расформированным! В случае невыполнения приказа будет применено огневое поражение! Огневое поражение! — рация пузырилась, кипела. Пузырилась и кипела ярость Лемнера. Из глаз сыпались огненные слёзы, и снега горели.
Ярость была свирепой, ненависть лютой. Министр обороны, трусливая тварь, ни разу не побывавший на фронте, тупой, мстительный, злобный, виновник военных поражений, оставивший армию без оружия, не знавший войны, не знавший обгорелых, с оскаленными зубами трупов, сластолюбец, стяжатель, царедворец. Он встал на пути Лемнера к Успенском собору и золотому венцу. С этого пути Лемнер смёл могучих соперников. И теперь эта гадина хочет помешать его порыву к Величию.
От ненависти жгло горло, будто он глотал раскалённые гвозди.
— Я «Пригожий»! Войскам! Слушать мою команду! Продолжать движение! Рассредоточить колонну! Дистанция между машинами — тридцать метров! «Панцири» к бою! При появлении частей Министерства обороны — огонь на поражение! Отдельно министру обороны. Для него готов фонарный столб на Пушкинской площади напротив памятника! На этом столбе висят фонари, часы, дорожные знаки. Теперь будет висеть министр обороны!
Лемнер опустился в люк и захлопнул крышку. Этот приказ сопровождался огромным выплеском энергии. Лемнер дремал, забывался. Рация тихо булькала, нежно хлюпала. Так булькает весеннее болото, полное лягушек, головастиков, жуков-плавунцов, множества невидимых тварей. Они ожили в тёплой тёмной воде, где на дне таинственно светится солнечный луч. Так сладко слушать эти ожившие воды, смотреть в изумрудный туман берёз, и мама, молодая, чудесная, держит у губ голубой подснежник.
Хрястнуло взрывом, проскребло по броне. Бэтээр шатнулся и встал, Лемнер ударился головой о выступ, рванулся вверх, отбросил крышку люка. Кругом горело. На белых снегах у обочины дымилось чёрное пятно. Шоссе вокруг бэтээра искрило, будто его жгли сваркой. В соседнем бэтээре зиял пролом, валил дым, шевелились и не могли выбраться из люка солдаты. В небе удалялись от трассы два вертолёта. Уходили в поля и там разворачивались, блестели винтами, мерцали стеклянными клювами.
