Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас
Когда Питеру было десять лет, его собаку ранил ховеркар, промчавшийся над ней на улице. Мать (отца Мэдди ни разу не видела) отвела пса к ветеринару и усыпила… хотя ветеринар говорил, что зверя можно спасти. Мать ответила, что у них нет денег. И вот она ждала за столом, оставив Питера и животное в мрачном смотровом кабинете с голографическими изображениями анатомии животных, похожими на призрачные туши, развешанные на скотобойне. Пока доктор готовил инъекцию, маленькая собачка на руках у Питера нетерпеливо смотрела в единственное окно, словно предвкушая возвращение на улицу и поездку в машине после того, как они тут закончат. Питер зарылся лицом в шерсть на ее шее. В предыдущих сценах, которые видела Мэдди, он делал так же. Полчаса назад Мэдди наблюдала, как Питер уткнулся носом в мягкую шерсть пса, когда тот был еще щенком. Мальчик нашел его, пока прогуливал школу. Крошечный бродяжка мог умереть, если бы не появился Питер, не спас его, не дал ему дом. И вот теперь собака, которую он принес домой на руках, на тех же руках скончалась, а Питер забился в рыданиях.
В тот день мать не стала его бить, возможно, из сочувствия. Но в другие дни била, и каждый раз, видя это, Мэдди вздрагивала, будто ударили ее саму.
Она листала воспоминания назад и вперед, как страницы альбома. В старших классах Питер подрался с другим парнем из-за девушки, которая нравилась им обоим, и безжалостно избил пацана. Избил до крови. Хотя Мэдди не обращалась к его эмоциям, чтобы проверить, но почувствовала, что Питеру нравилось избивать. Крови он жаждал куда больше, чем девушки. В любом случае, это было последнее воспоминание, которое просматривала Мэдди. «Критическая сцена, – подумала она. – Похоже на обрушение моста». Ей больше ничего не хотелось смотреть. Не после всего того, что она наблюдала последние несколько часов, Мэдди будто бы не желала запоминать этого человека убийцей.
В десяти минутах езды от ее квартиры на дне резервуара покоился мозг. Теперь, выжатый досуха, он будет уничтожен при повторной казни. А прямо сейчас он все еще, в некотором смысле, был жив. Существовал на двух чипах в ее компьютере. «Это скорее загробная жизнь», – поправила себя Мэдди. Но сеанс окончен. Ночь снова затихла, здесь было так спокойно. Так одиноко. За пределами этих стен раскинулся огромный холодный город. Панктаун. И даже сейчас одни люди в нем умирали, а другие любили.
Мэдди сидела, уставившись на опустевшие экраны. Приклеенное вертикальное око у нее на лбу по-прежнему смотрело бесстрастно. А из настоящих глаз текли слезы. Она ощущала страх перед разумом, в который только что проникала. Ощущала ненависть к человеку, который причинял страдания и смерть. А ее сердце болело за маленького мальчика, которым когда-то был Питер Максвелл Вегенер.
Драгоценный металл
Следующей должна была выступать группа «О-Чищенная Креветка», квартет чум. Один из музыкантов играл на огромном саксофоне с тридцатью клавишами и дико широким мундштуком, подходящим к дельфиньей улыбке от уха до уха. Певица была в облегающем черном платье, ее волосы уложены в блестящий черный боб, а губы накрашены лазерно-красным для привлечения дополнительного внимания. Конечно, Грей достаточно долго прожил на Оазисе, чтобы воспринимать местных чум как само собой разумеющееся; достаточно долго, чтобы находить певицу сексуальной. Сквозь колыхавшуюся завесу сигаретного дыма он наблюдал, как умело она исполняла древнее религиозное песнопение чум, превратив монотонную панихиду в стремительное катание на американских горках. Его голос группа уже получила.
До этого выступал «Синдром саванта», чьи музыканты слонялись теперь по джаз-клубу, болтали с друзьями, которые пришли поддержать и отдать свои голоса на сегодняшней «битве групп». Прищурившись, будто в глаза попал дым, Грей Арлекин перевел взгляд на увлеченных разговором членов группы. Участники «Синдрома саванта» были роботами. Инструменты были искусно интегрированы в их тела, напоминавшие вычурные хромированные и латунные саксофоны, которым придали отдаленно человеческие очертания. Только у певца осталось нечто вроде человеческой головы – слепое невыразительное изваяние из латуни с черными сочлененными губами, как будто резиновыми. Клавишником и лидером группы был ходячий синтезатор по прозвищу Орган. Грей со своими друзьями называли его Дилдо.
Эти машины и им подобные – потомки роботов, которые когда-то работали на расположенном неподалеку Пакстонском Автозаводе, который во время Профсоюзной Войны практически сровняли с землей органические рабочие – большинство из них перед этим уволили, что и вызвало восстание против роботов. Многих автоматонов уничтожили, но некоторые пережили беспорядки в руинах завода и в других развалинах промышленного района. Когда фабрики постепенно отвоевали и отстроили заново (после очередных сражений с несколькими племенами машин, не желавшими отказываться от своих скваттерских прав), роботы нашли дорогу в заброшенные туннели подземки, запечатанные и забытые после великого землетрясения. Там, внизу, с помощью оборудования, которое они привезли с заводов и построили сами, рождались поколения новых автоматов, никогда не знавших власти органических хозяев.
«Они высокомерные, злобные твари», – думал Грей, глядя на них сквозь рваный камуфляж дыма. А еще конкуренты… поскольку, несмотря на то что они создали свое герметичное общество внутри общества, им по-прежнему были нужны деньги, чтобы покупать компоненты и материалы для своего секретного и нелицензированного производства. Из-за незаконности происхождения роботы не могли сдавать себя в аренду как легальных работников… да и в любом случае не согласились бы на это из гордости. Поэтому, чтобы заработать необходимые средства, занимались массовым производством. Их продукция представляла собой устройство под названием «зуммер» – оно умещалось в кармане органического существа и передавало оттуда сигналы на диск, приклеенный к виску владельца (эти диски выпускались в различных оттенках кожи, чтобы не бросалось в глаза). Через диск зуммер передавал в мозг сигналы удовольствия. Существовали различные настройки интенсивности и различные виды зуммеров – одни вызывали диковинные галлюцинации, другие усиливали сексуальное удовольствие, третьи (их часто использовали уличные банды) вызывали жажду насилия. Какое дело этим злобным машинам до воздействия, которое они оказывают на органику? На самом деле, Грей был в этом уверен, роботы получали огромное удовлетворение от того, что усугубляли падение живых существ, которых так презирали.
Но у «Синдрома саванта» действительно были друзья и поклонники из числа людей, которые сейчас и общались с музыкантами. «Предатели», – подумал Грей. Хорошенькая колонистка обняла певца за плечи и даже зашла настолько далеко, что запечатлела пьяный поцелуй на его бронзовой щеке. «Наверное, зуммер-наркоша», – усмехнулся
