Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф

В начале пятидесятых годов основы экономической и духовной жизни в Венгрии существенно, качественно изменились: началось «грохочущее десятилетие» строительства нового, социалистического общества. Наступили трудные, заполненные борьбой годы, в которых почти в романтических пропорциях смешались свет и тень. Борьбу этого периода нельзя сравнить с неизмеримым, почти сверхчеловеческим напряжением, которое проявлял советский народ для развития своей страны, но что касается характера этой борьбы, то снова повторялось все то, что мы знаем из эпоса той героической борьбы. Беспредельное вдохновение и мучительное разочарование, все преодолевающий энтузиазм и скепсис, быстрые успехи и неожиданные поражения сменяли друг друга; инженеры, врачи, агрономы, учителя и художники в высоких резиновых сапогах, небритые, кружились в вихре охватившего всю страну Строительства. Сразу же у каждого появились значительные роль и задача, перед ними открылись практически почти бесконечные возможности, ответственность у каждого рабочего места стала огромной; и в то же время пропорционально снизилось одобрение, уважение, доверие к интеллигенции, хорошо выполняющей свою работу. Это были годы испытаний, в буквальном смысле этого слова, и испытание прошло удачно: хотя в идеологическом отношении, в формировании мировоззрения венгерская интеллигенция еще держалась неуверенно, она нерасторжимо примкнула к большому коллективу.
Прежде всего я хотел здесь, в этом «подходе к делу» и взятию на себя обязательства, указать на основу понятия венгерская народная интеллигенция, что, начиная с того времени, звучало все чаще. И разделяющую линию между старой и новой интеллигенцией мы видим не в разнице в датах выдачи старых и новых дипломов. Стоит сказать и об этом, поскольку это был период, когда приступили к работе первые из тех специалистов, что поступили в вузы после освобождения. Понятно, вопросы высшего образования вышли на первый план в связи с широкими научно-исследовательскими планами в индустриализации, сельском хозяйстве, в охране здоровья, школьном деле и науке, и, естественно, началась критика прежнего строя и в этом отношении. Здесь также пришлось столкнуться с тем наследием, от которого нужно было отказаться в интересах будущего. Вся система коллегиумов, стипендий, поощрений была направлена на то, чтобы определить в высшие учебные заведения как можно большее число рабочей и крестьянской молодежи, с явной и правильной целью — оздоровить, наконец, состав венгерской интеллигенции; этому решению просто не было примера. Во времена Хорти были и такие периоды, когда при зачислении в университет проводилось различие даже среди детей буржуазии по основанному на расовом принципе закону «numerus clausus», теперь же быстро расширяющиеся учебные заведения во все большем количестве заполняли те, кто родились на городских окраинах или в глухих деревнях. Все это решительно оздоровило организм венгерской интеллигенции, и вдвойне подчеркнуло ее вышеупомянутый народный характер, — практика настолько подтвердила пользу этого начинания, что этот процесс притока неудержимо и естественно продолжается. В повседневной работе, — я помню ее, — эта достойная внимания перемена, естественное и необходимое изменение соотношений (которое в конечном счете выгодно и демократично отличает нашу интеллигенцию от той, что могла возникнуть в буржуазном обществе) на практике не могло вызвать серьезной проблемы: в глазах трудящихся лишь количество и качество знаний всегда считалось меркой человека, даже в самые бессмысленные и тяжелые годы, когда делались различия по происхождению. Все же в течение тех семи лет, которые в связи с именем Матяша Ракоши мы привыкли называть периодом «культа личности», постоянно делались попытки различать «старую» и «новую» интеллигенцию, причем, не по отметкам в дипломе, а по датам их выдачи, тем самым отталкивая, раздражая, огорчая пожилых и мешая молодым в развитии и самопознании. Это было одно из тех искусственно надуманных «противоречий», что не имели решительно никаких положительных последствий. Суть же — вопреки всякой глупой путанице — была видна уже тогда — на практике, в действии, лишь одна работа, проделанная в интересах построения нового общества, могла решить, что «новое» и что «старое».
Новая венгерская интеллигенция — на этот раз в истинном значении этого слова — состоит из специалистов, пришедших из разных направлений и шедших разными путями, и, хотя вследствие этого она несколько неоднородна, в толковании определенных основных понятий она едина. Доказательства этому можно видеть не только в почти сверхчеловеческом созидательном труде в начале пятидесятых годов, но и в характерном политическом поведении в более поздний период. Достоверные сведения говорят о том, в каких условиях строились заводы, изменившие экономический профиль нашей страны, рождались те сельскохозяйственные предприятия, что в конце концов стали основой обновления венгерского сельского хозяйства, и через какие лишения и самопожертвования шел путь вперед. Низкая, достаточная для удовлетворения лишь самых элементарных потребностей оплата, атмосфера постоянного политического подозрения, нетопленые учреждения, кое-как выстроенные бараки, плохонькие бумажные костюмы, затянувшиеся после работы совещания, Сцилла и Харибда ненужных словесных перепалок — в таких условиях, которые теперь мы сами считаем невообразимыми, продвигалось вперед строительство, производство, обучение. Вдобавок, поскольку в конечном счете интеллигенция работала в «генеральном штабе», на руководящих постах, она более ясно видела, что компетентным распоряжениям все чаще препятствуют распоряжения так называемого экономического и культурного волюнтаризма: это был период, когда жизненный уровень поднимался только в газетных статьях. Все же что-то удерживало интеллигенцию от выступления против социализма. Во всеобщем масштабе невообразимо, что не убеждение, не расположение, а полиция удерживает от такого рода выступлений; ведь что-то удержало интеллигенцию и тогда, когда для этого был явно подходящий случай — в октябре 1956 года. С точки зрения нашего исследования этот факт является существенным.
С тех пор снова прошел небольшой исторический период! Мы удалились от тех дней настолько, что спокойно можем судить о них. И сегодня мы уже ясно видим реальные частицы истины в поступающих с разных сторон соблазнах, ясно видна характерная реакция венгерской интеллигенции. Из-за границы в течение нескольких лет по радио и всевозможным другим каналам, — обостряя справедливые нарекания, — подавали аргументы, толкающие на коренной разрыв с существующей государственной системой. Многое перемешалось в этой пропаганде: среди мотивов, обусловивших тот тяжелый октябрь, большую роль сыграла и сказка о «западном рае». Бесспорно, в наиболее развитых капиталистических странах значительная часть интеллигенции и сегодня живет лучше, чем у нас, по крайней мере, что касается личных и в первую очередь материальных возможностей: выше заработки, больше возможностей для поездки за границу и так далее. Когда-то у нас казалось неосуществимым желание, воплощенное в