Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт
– А, Шайтон, – перебил Дебору Джонти Сёртиз. – Пришел поделиться?
Ник Шайтон поежился. Он прекрасно знал, что Сёртиз считает его своим агентом влияния в университете. В катехизисах революционеров Сёртиз прочел, что главное – побудить человека к действию можно, изображая интерес к поставленным перед ним сиюминутным целям (избавление от уроков математики и родного языка, упрощение экзаменов, улучшение библиотеки), а там уж можно использовать в делах более радикальных. Он видел в нем приспешника, рапортующего генералу. А Шайтон понимал, что это не так, и не возражал. Они друг другу полезны. В конце концов, эти антиуниверситетчики действительно могут освободить студентов от оков правил и распорядка!
Но он здесь не только для этого. Он чувствовал дух невообразимых, сокрушительных перемен, который притягивал его, как мощный магнит. Что может произойти, он не знал. Но отступать не хотелось. Он сел, не дождавшись приглашения, и выложил Сёртизу лакомые сведения. Пински считает Эйхенбаума нацистом. Есть выходные данные компрометирующей статьи. И он пересказал все, что смог вспомнить из письма Пински: «Встречаются некоторые термины из отвратительного лексикона национал-социалистов», «избирательная селекция», «социал-дарвинизм», «евгеника».
– Гадость какая! – фыркнула Вальтраут Росс. – Нельзя его сюда пускать.
– Пински нам тоже не нужен. Его финансирует ЦРУ.
– Наверняка мы не знаем, – заметил Грег.
– Так еще хуже, – не унималась Вальтраут. – Ладно бы в открытую, а так втихаря.
Дебора Риттер отложила половник и присоединилась к разговору:
– Устроим марш протеста.
– Я – за, – подхватил Ник Шайтон.
– Да погодите вы! Время не пришло, – осадил их Джонти Сёртиз и повернулся к Нику Шайтону. – Надо раздобыть копию всей статьи Эйхенбаума и сделать перевод.
– Вот и раздобудь. У тебя есть знакомые в Германии. Я кто: студент, у которого и библиотеки-то приличной нет. Старой немецкой их периодики точно нет.
– Тогда микрофильмы. – Глаза Сёртиза блестели от удовольствия поспорить.
– Хорошо, закажу. Если получится. А они пусть думают, что мы интересуемся. Хороший ход.
– Он прав, – сказал Грег Тод. – Спроси у немцев.
– И потом устроим марш, – стояла на своем Вальтраут.
– Да погоди ты! Пусть они приедут, тогда и выступим. Затаимся, а когда они сюда съедутся, обрушимся как снег на голову. «Критика и критика», как говорил Че, а потом, когда враг предстанет во всей красе, начнем подрывать основы. Развенчаем институции. Разоблачим их испорченность и тлетворность. Да станет Круглый стол сэра Герарда шабашем ведьм!
– А цель? – спросил Ник Шайтон.
Сёртиз улыбнулся. Такой довольной, такой одухотворенной улыбки Шайтон в жизни не видел.
– Сначала – анархия. Затем свободная перестройка. Новое Небо и новая Земля, так сказать.
Мэгги Крингл ответила ему улыбкой. Шайтон собрал волю в кулак и процедил, что его собственные цели скромнее. Но он тоже не хочет принимать людей вроде Пински и Эйхенбаума, окормляемых приспешниками зла или их окормляющих.
– Зло, говоришь… – протянул Джонти Сёртиз. – Но такого слова нет в моем словаре. Признать зло – значит начать создавать новые Небеса и новую Землю после того, как все в этом мире сгорит дотла.
Шайтона передернуло: Сёртиз явно расширил свое сознание химическим путем. Сам он был человеком осторожным. Такие эксперименты – это для тех, кто не ценит самоконтроль. И все же, и все же струйка сернистого дыма, треск невидимого пламени – есть в этом что-то привлекательное. Что, если не идти на компромисс, что, если разрушить всю эту гнилую конструкцию, что, если снести самодовольных сильных мира сего? Он подумал о том, что́ поборники евгеники творили в Освенциме, чем во Вьетнаме занималось ЦРУ; о конной полиции, охраняющей штаб американских войск на Гросвенор-сквер.
– Нечего им здесь делать! – возмутился Грег Тод. – Не пустим, и точка!
– Напротив: пусть приезжают, – сказал Сёртиз. – Будем тише воды ниже травы, тайно спланируем наши действия, а потом разнесем все в пух и прах. И так, чтобы приехали полиция и журналисты: мы им всё расскажем об этих двух и о том, как власти предержащие им содействуют…
Ник Шайтон заметил, что на конференции обязательно будет телевидение: Эдмунд Уилки собирается все заснять.
– Надо зазвать к нам съемочную группу, – предложила Дебора Риттер. – Расскажем всему миру, что происходит.
К аромату абрикосов примешался запах горелой патоки. Дебора вернулась к стряпне. Сёртиз злобно ухмыльнулся Нику Шайтону.
– Сегодня важный день, – сказал он. – Хорошо сработано, Шайтон. Гляди там в оба. Держи нас в курсе. Супа, кстати, с нами не отведаешь?
Ник чувствовал, что задыхается. Да и не обедает он в это время. Он отказался, сказал, что пора уходить, и увел Мэгги Крингл.
Мэгги предложила одним глазом посмотреть, что происходит в Учебном центре, не говорят ли об астрологии. Это так увлекательно!
– Астрология! Вот чепуха, – буркнул Ник Шайтон.
– Как и почти все остальное, – не сдавалась Мэгги. – А она древняя, и, кажется, часто по делу, и это очень увлекательно…
Ник сообразил, что это хороший случай взглянуть, как здесь поживает леди В. Она ведь, кажется, ахиллесова пята вице-канцлера. Хорошо бы выяснить, чем она тут занимается.
Астрологический отсек Образовальни был залит тусклым палевым светом, проникающим сквозь полотняную крышу, две декоративные серебряные лампы со стеклянными абажурами, временно установленные на чугунных треножниках, разливали вокруг себя кармазинное свечение. Слева от них стоял небольшой чугунный столик в псевдоегипетском стиле, с ножками в виде острогрудых позолоченных сфинксов. На нем располагались земной и небесный глобусы, лежала астролябия, стояли серебряная вазочка с павлиньими перьями и несколько фигурок – кошки, скарабеи, свернувшиеся
