Жена комиссара - Светлана Шахова

– Проверка документов! – бросил один; скинул с плеча винтовку, уселся за стол.

Другие с суровыми лицами молча застыли у входа.

– Сейчас принесу, – спокойно проговорила Елизавета, стараясь не выказать страх; направилась в комнату, взглядом указав детям идти следом.

Там перекрестила. Взяла нужное, вернулась к непрошеным гостям.

Протянула паспорт.

– Советка! – воскликнул полицай, ткнув пальцем в красную отметку на развороте. – Муж солдат? Офицер?

Елизавета замотала головой, принялась повторять историю, что рассказывала в комендатуре, одновременно наблюдая, как тот достаёт из кармана горсть патронов и высыпает на стол, словно семечки. По спине побежала струйка холодного пота, пальцы мелко задрожали.

Полицай аккуратно протёр каждый патрон носовым платком, вставил в обойму, поместил в «магазин». Вернул винтовку на прежнее место.

Елизавета прерывисто вздохнула. Тот зло ухмыльнулся.

– А на шо живёшь? – бросил грубо. – Побиратися ходишь?

– Помогала местному дедушке урожай убирать. На пропитание заработала.

– В украинские хаты мабуть стучалася? Тут бильше никого нэма.

– Не знаю, чьи они. Мне всё равно. Главное, что человек добрый нашёлся, работу дал.

– А як призвище у чоловика?

– Фамилии не называл. Зовут Тарас Захарович.

Лицо полицая смягчилось. Недоверчивое выражение сменилось удовлетворением.

– То ж батько мий! Ему прислужувала. Нехай зиму жируе! – воскликнул полицай и снова посерьёзнел; поднялся, с грохотом отодвинув стул, закинул винтовку на плечо, кивком указал остальным на выход.

Половицы долго не отпускали ноги Елизаветы. В голове колоколом отдавалось: «То ж батько мий… Ему прислужувала…»

Неожиданно низ живота пронзила нестерпимая боль. Елизавета, ухватившись за бока, застонала. Несколько раз глубоко вздохнула. Отпустило. Шагнула в сторону комнаты, но, скованная новой схваткой, опустилась на лавку у стены.

Уличная дверь распахнулась. В кухню вместе с вернувшимися соседками ворвался бодрящий осенний воздух.

– Рожаю, – часто дыша, прошептала Елизавета.

Катерина, скинула боты, вмиг очутилась рядом.

– Варя, забирай детишек к себе да г’отовь, шо надо! – бросила подруге. – А вы, Елизавета Тихоновна, держитеся за меня. Вот та-ак. И пошлите потихонечку, будем вашего ребёночка принимать.

Из комнаты высунули головы дети. Елизавета поймала обеспокоенные взгляды, но лишь слабо улыбнулась. Опираясь на подставленный локоть, превозмогая боль от очередной схватки, добрела до кровати.

– Катенька, пелёнки там, – прошептала, кивнув в сторону этажерки.

– Хорошо-хорошо, и до них доберёмся, – приговаривала соседка, помогая раздеться.

Появилась Варвара с тазом и больши́м ножом. Елизавета зажмурилась от рези в животе и страха.

– Не боитесь, – подбодрила Варя. – Катюха – медичка. Она моему Серёньке помог’ла на свет божий появиться, и вашему ребятёнку подсобит.

– А ну, дайте-ка г’ляну, шо там у вас, – перебила Катерина. – Ба-а-а, да уж г’оловка показалася! Тужьтеся, мамаша! Тужьтеся!

От парализующей боли у Елизаветы на миг перехватило дыхание. В следующую секунду она резко втянула ртом воздух. Напряглась и с воплем выдавила из себя тёплое тельце.

– Уау, уау, – закричал малыш.

Елизавета приподняла голову. Увидев в руке Катерины нож, едва не потеряла сознание от охватившей паники. Крепко зажмурилась…

– Вот и ладненько, – наконец заговорила Варвара. – Пуповину обрезали. «Рубашка» выскочить, и дело с концом.

– А девчоночка-то кака малюсенька. Выскользнула так, шо мамка, небось, и не почуяла, – заворковала Катерина, обмывая новорождённую.

Поднесла спелёнатую малышку, уложила рядом с роженицей.

– Имечко-то придумали? – спросила умилённо.

– Таней назовём, – ответила обессиленная Елизавета, прикладывая дочку к груди.

Глава 7

Снега не было, но ледяное дыхание надвигающейся зимы уже отзывалось мелкой дрожью.

Елизавета, держа малышку одной рукой, помешала кашу. Опустилась на лавку.

– Наше сшастье, шо дом крепкий, да окна без сшелей, – бросила Варвара, появившись в кухне.

Присела рядом. Осторожно приподняла уголок одеяла, взглянула на Танечку.

– Хорошие хозяева здесь жили. Кто они и почему оставили такое уютное гнёздышко? – задумчиво проговорила Елизавета.

– Евреи, – прошептала Варвара еле слышно. – Мы, ког’да заселялися, Катюха из-за тумбочки белую повязку с шестиконечной звездой выудила. Ну, знаете, новые власти такие всем евреям предписали носить?

Елизавета сжалась от воспоминания.

– Как же не знать? – ответила, помолчав. – Им и паспорта специальные выдавали. Слух ходил, что на окраинах города организовали гетто. Туда их и свозят. А что дальше, не знаю. Назад ещё никто не возвращался.

– Вот-вот. Видать, бывшие-то здешние хозяева тикали без ог’лядки. В доме всё целёхонько осталося: и мебель, и посуда, и тряпьё кой-какое.

– Где ж им горемычным спрятаться? Круго́м облавы. Фашисты поймают, расстреляют на месте, – сокрушённо проговорила Елизавета, не желая делиться увиденной собственными глазами расправой.

– Гм, так-то бы ешо хорошо, – продолжала Варвара. – Вот мы с Катюхою видали, как троих выволокли на средину улицы. Бензином облили да подожг’ли. Вот г’де смертушка-то страшная. Шо б им – фашистам, изверг’ам проклятушшим – так в вечном аду г’ореть.

Елизавета провела рукой по вспотевшему лбу.

– Шо, в жар бросило? Ну да ладно, шо обсасывать конфету, которую прог’лотить нельзя. Это я к тому, шо тем несчастным уж не помочь никак. А у вас вон девонька подрастает. Ей уж поболее месяца. Только больно мала да тиха.

– Ох, лучше и не говори, Варенька, – Елизавета почувствовала, как защемило в груди. – Родилась Танечка крохотной. Так с тех пор ни грамма и не прибавила.

Варя вскинула бровь, удивлённо проговорила:

– Вроде ж, «бидончики» не пусты. С чево ж не расти-то? Гм, значит, поболее кормить девчушку надо.

Откинув полу халата, Елизавета обнажила грудь. Нажала на сосок. Брызнула бледная в синеву струя.

– Ох-ох-ох, – запричитала соседка. – То ж не молоко, а водичка забелённая.

– Вот и я о том. Чем кормить-то? Боюсь, не выживет Танечка моя. Голодно. Старшие тоже исхудали до костей. Продукты на исходе. А теперь ещё и холодно. Детишкам на улицу не в чем выйти. Пока на двор добегут, у меня вся душа изболится.

– Стойте, Елизавета Тихоновна! Я ж недавно прослыхала, шо в панском доме исшут прислуг’у и няньку, – Варвара подошла к окну, ткнула пальцем в сторону дома метрах в двухстах от них. – Да вон там, крайний сруб. Кажись, Фальковские ихняя фамилия. Пойдёте с ребёночком на улочку да и прог’уляйтеся до их.

– Спасибо, Варенька! Как же мы кстати разговорились.

Елизавета решила не брать с собой спящую малышку, оставила на старших детей. Сама наскоро собралась и заспешила по указанному адресу.

У богатого с виду, высокого дома она на мгновение остановилась в нерешительности, но, вспомнив о голодных детях, постучала в окно.

Открыла невысокая, миловидная дама. Тонкие морщинки у самых уголков глаз выдавали возраст – далеко за тридцать.

Изящным движением она поправила отворот стёганного, отделанного шёлком халата, забрала за ухо прядку прямых волос