Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши
Мы снова зашагали по парку, под подошвами скрипел гравий.
– Я отвечала за нее в ночные смены, – заговорила я. – Ее привез муж. И по понятным причинам я решила, что это его ребенок.
– Что ж, мисс Фальстафф, наверное, это трудно понять, но я правда хочу ребенка с Уитни. Узнав, что она не может выносить, мы вместе решили обратиться к Мире. Она с радостью согласилась – мы заплатили ей кругленькую сумму, – но сказала, что мы должны как можно дольше скрывать все от Филипа. Обещала со временем деликатно все ему сообщить.
– Рассказать что?..
– Да.
– Что ребенок от вас.
– Да.
– И ваша жена на это согласилась?
Паоло замялся.
– Вначале нет. Но у нас было не так много вариантов. – Он помолчал. – Мы с Мирой уехали подальше от Флоренции и провели две недели в отеле в Милане.
– И подальше от вашей жены.
– Certo. Потом Мира вернулась в Индию, и мы стали ждать. Через месяц она позвонила и сообщила новости. Мы с Уитни пришли в восторг. Беременность протекала хорошо. Мира была здорова. А малыш должен был получиться похожим на меня. Я даже не возражал бы, если бы его кожа была чуть более оливковой. В конце концов, я ведь итальянец. Так что все должно было сложиться отлично. – Он вздохнул. – Как именно Мира умерла?
– От передозировки морфина, – осторожно ответила я.
– Но как? – встревожился Паоло.
Скрывать правду не имело смысла.
– Кто-то забыл в палате пузырек с морфином. В халатности обвинили меня, но клянусь, мистер Пуччини, я не виновата в смерти Миры. – Очень хотелось, чтобы он мне поверил.
Паоло нахмурился.
– Что же тогда могло случиться?
Я не знала, стоит ли делиться своими подозрениями.
– У меня есть кое-какие соображения, но нет доказательств.
Он сморщил нос.
– Подождите. Как она вообще попала в больницу? Мира носила моего ребенка. Мне бы хотелось знать. Во-первых, придется объяснить все Уитни, во-вторых, меня и самого интересуют факты.
– Боюсь, вы уже все знаете, – осторожно подбирая слова, начала я. – Муж сказал, она несколько дней жаловалась на боль в животе и сильную мигрень. Потом у нее началось кровотечение, но она лишь через несколько часов попросила отвезти ее в больницу. Когда ее доставили, мы поняли, что она потеряла ребенка, это очень ее расстроило.
– Ей было очень больно? – встревоженно нахмурившись, спросил Паоло.
– Да, она сильно страдала даже после выкидыша, – поколебавшись, ответила я.
Паоло задумался на минуту.
– Ни Мира, ни Филип не хотели детей. Она всегда говорила, что у нее их не будет.
– Почему же она передумала? Согласилась помочь вам и вашей жене?
Он потер шею ладонью.
– На деньги, которые мы заплатили ей, она целый год могла бы только писать и вообще не продавать картины. Работы Миры хорошо покупали, но после того как родители оставили ее без помощи, денег им всегда не хватало. Филип не работал, но любил дорого одеваться, пить вино и жить в красивых местах.
Неужели Мира решила, что заключила выгодную сделку? Будь она сейчас здесь, я бы спросила ее, стоили ли те деньги необходимости вынашивать ребенка для жены бывшего любовника. А как же достоинство? Гордость? Или я слишком строго ее сужу, как и доктора Стоддарда? Ведь именно так я поступила, когда она поделилась со мной своим раскаянием. Мира, Паоло, Петра и Жозефина жили в мире, от которого я была бесконечно далека. В этом мире действовала другая мораль. Как я могла навязывать им свои убеждения?
Поговорив с друзьями Миры, я стала задаваться вопросом, успела ли хоть немного узнать ее на самом деле. Складывалось впечатление, что Мир существовало сразу несколько. Я знала лишь пару ее сущностей: Миру-художницу и Миру-пациентку. Снова, как и с доктором Стоддардом, я задумалась, можно ли в принципе узнать другого человека до конца. Агнес сказала: все всегда не то, чем кажется. И жизнь преподавала мне этот урок снова и снова.
Мы прошли Флоренцию из конца в конец, город оказался на удивление маленьким. Паоло рассказывал мне разные истории про Миру, со смехом передавал ее точные наблюдения за итальянцами. Он сводил меня в галерею Уффици, где, по его словам, выставлены самые прекрасные произведения искусства в мире. Микеланджело, Ботичелли, Джотто, да Винчи… Подмигнув охраннику, Паоло провел меня в секретный проход Вазари, коридор, через который семья Медичи незаметно пробиралась во дворец Питти. Доктор Стоддард тоже советовал мне в нем побывать. Паоло сказал, Мира обожала назначать ему быстрые свидания здесь, между Рембрандтом и Веласкесом. Радостная и в то же время печальная улыбка тронула его пухлые губы. Я не сомневалась, что он будет скучать по Мире.
Она любила его, и он любил ее тоже, в этом я теперь убедилась. Но ведь любовь не означает, что жизнь непременно надо прожить вместе, верно?
Когда я вернулась в отель, куда более скромный, чем квартира мадам Рено, хозяйка погладила меня по плечу, словно почувствовала, что я расстроена и устала. Она кивнула на занавеску, я прошла за нее и села за маленький исцарапанный столик. Синьора принесла миску пасты и кусок плотного хлеба. Аромат от тарелки шел райский. Паста была полита светлым сливочным соусом и посыпана какими-то темными кусочками. Может, грибами?
– Tartufi, – сказала хозяйка, указав на миску.
– Tartufi? – повторила я.
– Si, si, синьорина. Tartufi. – Она снова кивнула на пасту.
Захрюкала, как поросенок, и сделала вид, будто копает землю. Я не представляла, что она такое изображает, но расхохоталась – уж слишком забавным вышло представление. Она засмеялась тоже. Тяжесть в груди рассеялась, и я впервые за день почувствовала себя хорошо.
* * *
Ночью, лежа в кровати, я говорила с мамой. Я справилась, мам. Я сделала то, о чем просила Мира. Проехала тысячи миль до мест, в которых никогда не бывала, ела блюда, о которых никогда не слышала, бродила по городам, паркам и переулкам, куда раньше не решилась бы пойти. И отыскала трех самых дорогих ей людей. Иногда мне было жутко страшно. Иногда одиноко. Случались и сюрпризы: одни меня порадовали (Эдвард и Амит), другие испугали (Агнес и мужчина в «Ротонде»). Мне вспомнилось чертово колесо, на котором ты катала меня, шестилетнюю. Чем выше мы поднимались, тем становилось страшнее, но и интереснее. А на самом верху ты показала мне здания, парки и озера, которые я до сих пор видела лишь на карте. Когда же мы спустились, мне больше всего на свете захотелось взлететь обратно. Вот чем я хочу заняться, когда вернусь в Бомбей. Больше я не буду держать все в себе. Пусть люди увидят, кто я такая, а я постараюсь узнать, каковы они.
