Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина
Взошла полная луна, и в этом свете её лицо казалось бледным, а глаза – огромными и бездонными. Он заметил, что теперь в них не было огня, а лишь выражение глубокой печали.
"Боже мой, как же ты изменилась! – удивлённо промолвил он. – Ведь теперь ты стала похожа на Сибиллу, жрицу в языческом храме". Он мягко засмеялся. "Да, вот кто ты – юная жрица Храма Венеры … или – добавил он с внезапной тревогой, – возможно, всё-таки ведьма. Кто знает?" И суеверно осенил себя крестным знамением.
Но Доминика серьёзно покачала головой. "Нет, я не ведьма и не та, кем Вы меня до этого назвали. Я всего лишь цыганка, вот и всё. Но сейчас, прямо сейчас, я пришла в ключевую точку своей судьбы".
"Твоей судьбы?" – недоумённо воззрился он.
"Я имею в виду то, что было предсказано мне при рождении, и нынче же вот-вот произойдёт", – спокойно ответила она, и Сатрап почувствовал, как по его телу пробежала холодная дрожь. На этот раз, однако, она была вовсе не приятной. Напротив, она походила на то, что испытываешь, когда "гусь идёт по твоей будущей могиле".
"И что же это, позволь спросить, такое?" – саркастически поинтересовался он, в то же время думая: "Эта девушка бесценна. Одно сильное ощущение за другим. С ней не соскучишься".
"Моя судьба велит мне выйти за Вас замуж, – с достоинством ответила она, – и время для этого почти пришло".
Яков Дмитриевич ахнул и побагровел. "Замуж?! – вскричал он. – Ты выйдешь за меня замуж? Я на тебе женюсь?" От изумления он не мог подобрать каких-либо других фраз.
Она снова кивнула, и её серьги зазвенели.
"Да, это предначертано звёздами, и это сбудется. Вы женитесь на мне, и я рожу Вам сына и дочь".
Рассерженный и даже разъярённый, но вместе с тем потерявший от изумления дар речи, князь Яков мог только смотреть на неё неверящим взором.
"Не злитесь на меня, о, Благодетель мой, и я Вам всё объясню, – продолжила она своим низким, певучим голосом, словно декламируя. – Вы помните певшую в московском таборе цыганку Стешу?"
"Стешу? Ну, да, – взволнованно воскликнул Сатрап, – конечно, я очень хорошо знал её двадцать лет назад. Никто не мог петь лучше Стеши. Она часто для меня пела. Какой же у неё был голос! Какая красота! А как она умела танцевать! Я никогда не видел ничего подобного, даже у тебя, моя голубка".
"Расскажите мне о ней побольше", – нетерпеливо попросила Доминика.
"Что ж, есть о чём порассказать. О Стеше можно было б написать целую книгу. Мужчины сходили по ней с ума и бросали к её ногам золотые монеты! Вечер в таборе, когда выступала Стеша, стоил, поверь мне, кучу денег! Она стала богатой и знаменитой и могла бы, если б захотела, выйти замуж за любого из графов, князей и даже членов царской фамилии. Но нет, ей не было до нас никакого дела. Она лишь смеялась, поддразнивала и ускользала от нас, когда мы думали, что наконец-то её поймали.
Как же мы бились за неё! – продолжил он, пока Доминика зачарованно смотрела на него мечтательными глазами. – Двое бедняг даже покончили с собой, несчастные дурни – пожилой генерал и молодой корнет. Однако скандала не случилось ни разу, так как табор охранял её, будто стая ястребов, защищая от любой опасности. Её почти никогда не оставляли одну. На заднем плане всегда виднелся Алёша либо кто-то ещё – чаще всего Груша, дряхлая 'старейшина табора'. Святые отцы! Как же мы ненавидели Грушу! Она была страшна как смертный грех, отвратительнейшая старая ведьма из когда-либо существовавших, и неизменно вставала у нас на пути. Мы приглашали Стешу поужинать, или покататься на тройке, или прийти на какой-нибудь праздник, а за её спиной, как зловещая тень, постоянно маячила Груша, настоящая баба-яга, сгорбленная, скрюченная и морщинистая, как подмороженное яблоко, однако с пронзавшими тебя глазами, которые ничего не упускали, глазами, которые невозможно было забыть. И она садилась в углу, сердито взирая, словно сова, и почти не произносила ни слова. Лишь время от времени она кидала Стеше что-то на их языке, но этого было довольно. Что бы она ни процедила, это осаживало Стешу, будто уздечка. Однажды мы даже попытались напоить старуху сонным зельем, но, как ты думаешь, это помогло? Нет, ничего не вышло! Та выглядела даже бодрее, чем прежде, – говорю же, она была колдуньей".
Доминика рассмеялась. "Я помню Грушу, когда была ещё голопузенькой крохой. Говорят, ей, когда она умерла, было целых сто двадцать лет. И именно она предсказала мою судьбу. Она ведала судьбу каждого, и всё, что она ни предсказывала, всегда сбывалось".
"Это потому, что она была ведьмой, как мы и догадывались! – воскликнул Сатрап. – Мы решили, что она похитила Стешу. Однажды они обе исчезли, и больше мы их никогда не видали. Выяснить что-либо в таборе нам не удалось, но молва разнесла, что Стеша сбежала с молодым помещиком из какой-то дальней губернии. И даже Груша не сумела остановить её, а возможно, и не пыталась. Кто мог постичь игры её порочного старого разума? Люди гутарили, что помещик тот, явившись в Москву лишь на пару недель, однажды вечером случайно увидел Стешу и сразу же в неё влюбился. Что ж, в этом не было ничего необычного. Самое удивительное заключалось в другом – что она также влюбилась в него и они, как считают, вместе сбежав, поженились".
"Это правда, – серьёзно произнесла Доминика. – Я знаю, поскольку Стеша – моя мать, а молодой помещик, как Вы его назвали, являлся моим отцом. Да, они полюбили друг друга и сбежали. И именно Груша им помогала. Она сказала, что это их судьба. Они были счастливы, действительно счастливы, как говорит моя мать. Но табор был зол. Там все возненавидели его за то, что он украл их Стешу. Так или иначе, он недолго прожил. Менее чем через год его нашли плывшим по реке мертвецом. Никто не знал, что случилось, однако догадаться нетрудно".
Глядя в темноту, она замолчала. "А что было потом?" – нежно взяв её за руку, спросил Сатрап.
"А потом родилась я, и моя мать вернулась в табор. Вскоре она вышла замуж за его вожака Алёшу и принесла ему много детей, но меня она всегда любила больше них всех. Именно она поведала мне о моей судьбе, которую предсказала после моего рождения Груша: что я выйду замуж за мужчину,
