Дочери служанки - Сонсолес Онега
В 1926 году Клара получила водительские права. Она стала первой женщиной в Пунта до Бико, которая водила машину, и каждый раз, когда она выезжала из усадьбы, соседи подходили поближе, чтобы посмотреть, как она пролетает мимо на своем черном «форде Т», фары которого напоминали глаза филина. Они поверить не могли в то, что видят. На дона Густаво это тоже произвело сильное впечатление. Настолько, что он попросил Клару отвезти его в Компостелу, отведать миног из реки Улла, побывать на мессе в соборе и побродить по улицам города.
Много раз он хотел с ней поговорить, сесть рядом и во всем признаться. Все равно это была бы лишь половина правды, поскольку он не знал, что Рената поменяла малышек.
Прошли годы, повседневная жизнь шла как обычно. Впрочем, Хайме кое-что не нравилось. Он с трудом выносил, что отец ласково смотрит, уважает и расточает похвалы его жене, однако в открытую недовольства не проявлял. Он никогда не жаловался, вплоть до того дня в конце лета 1928 года.
Дон Густаво и его дочь вернулись с очередной прогулки.
Клара завела машину в гараж и, прежде чем вынуть ключ зажигания, попросила дона Густаво подождать минуту.
– Я хочу вам кое-что рассказать, – сказала она.
Она продолжала называть его на «вы», как и донью Инес. Ни прошедшие годы, ни устоявшийся брак так и не смогли этого изменить.
Дон Густаво почувствовал, как к горлу подступила желчь.
– Мне? – спросил он.
– Да, вам.
Клара села поудобнее на водительском кресле, сглотнула слюну и проговорила:
– Нет, я не буду спрашивать вас ни о моей матери, ни о письме, на которое вы так мне и не ответили. Вы сами знаете. Прошло слишком много лет, чтобы ворошить прошлое.
Дон Густаво вспотел.
– Я хочу сказать вам, что я беременна, – произнесла Клара с чувством. – Только не говорите никому! Вечером об этом узнают Хайме и донья Инес. Наконец-то, дон Густаво, наконец-то!
Сеньор потерял дар речи. Он посмотрел ей в глаза и перекрестил ее лоб, словно хотел благословить. Клара ничего не поняла, но в тот момент это было для нее не так уж важно.
Клара легким шагом дошла до главной двери в замок, поднялась по лестнице в комнату трех крестов и, открыв дверь, увидела Хайме с опрокинутым лицом.
– Что случилось, дорогой? – удивленно спросила она.
– Ты продолжаешь мной пренебрегать.
– Что ты такое говоришь?
– Тебе мало фабрики? – строго спросил он. – А теперь ты у меня украла отца с этими вашими прогулками на машине то туда, то сюда.
– Ну что за безумные речи, Хайме?
– Ты годами уделяешь ему больше времени, чем мне.
– Это не так. И я не понимаю, откуда взялись эти упреки, – ответила Клара, обескураженная выговором мужа. – Я думала, тебе нравится, что я внимательна к твоему отцу. Я делаю это из благодарности…
– Даже работницы это замечают! Сегодня утром я слышал, как они шептались о том, как тебе нравится проводить время с моим отцом.
– Это неправда! Я не знаю, к чему ты клонишь, Хайме.
– Ты не должна с ним видеться. Кроме того…
– Кроме того что? – спросила Клара.
– Ты обязана достичь того, что Господь никак не хочет тебе дать.
– Ты о чем? – разволновалась она.
– О сыне! О сыне, которого нет, хотя мы женаты уже четыре года!
– А кто сказал, что Господь не дает мне детей?
В комнате трех крестов сгустились сумерки. Тонкая линия горизонта, пламенея оттенками, смыкалась с морем.
– Я беременна.
Хайме замер на месте. Он почувствовал в себе порыв небывалой энергии. Он подошел к ней.
– Клара, Клара… – прошептал он. – Почему же ты мне не сказала?
Она беззвучно плакала. Слезы катились по щекам и по знакомому пути огибали изгиб рта.
– Потому что хотела быть уверенной…
Страх бесплодия преследовал ее все эти годы, и другого средства, как искать утешения в себе самой, у нее не было, поскольку донья Инес молила всех святых послать ей хотя бы одного внука.
Со своей стороны Клара делала все возможное, но видя, что ребенка так и нет, она решила прибегнуть к услугам одной доброй волшебницы, известной в Пунта до Бико исцелением страждущих. Понятно, что она никому об этом не сказала.
Добрая волшебница носила мужское имя Вентура, однако была женственной с ног до головы, с красивым лицом и стройным телом. Клара знала, что та принимала жен областных промышленников, но запрещала им распространяться о своем чудодейственном даре, чтобы ее дом не превратился в место паломничества. Кроме того, алькальд косо смотрел на нее, поскольку она не платила налогов с того, что он считал самым настоящим предпринимательством. «Если зарабатывает, должна платить», – говорил он, правда, всегда втихомолку, а то мало ли что, она ведь могла его сглазить.
Знахарка Вентура жила рядом с аптекой Ремедьос, куда Клара пришла, набросив на голову шаль, чтобы ее никто не узнал. Она легонько толкнула дверь, и та оказалась не запертой. Она поднялась по узкой, темной лестнице, которая заканчивалась широким помещением; на полу комнаты горели свечи, на стенах висели изображения святых, а на окнах из тонкого стекла с деревянными рамами занавеси.
– Я видела тебя в порту, – сказала Вентура вместо приветствия.
– А я вас, – солгала Клара, которая не помнила, чтобы она где-то когда-нибудь с ней пересекалась.
– У вас хорошая аура, донья Клара.
– Мне приятно это слышать, Вентура.
– А теперь скажи мне: чем я могу тебе помочь.
Клара рассказала, что вот уже четыре года пытается забеременеть, и знахарка велела ей лечь на грязный матрас, расстеленный на полу и покрытый рваным чехлом.
– Сними юбку, сделай милость.
Клара подчинилась без возражений.
Вентура положила руки ей на живот и стала шевелить губами, будто читая молитву.
– Ты не бесплодна. Повернись.
Она легла на живот, и добрая волшебница снова положила на нее ладони в области почек. Клара не могла ее видеть, но ей казалось, что она продолжает произносить те же
