Облака на коне - Всеволод Шахов
– Какая приветливая! – Антонина переводила взгляд то на лицо Джино, то на бабочку.
– Красивая… – Джино растягивал слога. Две антенки на голове и длинный хоботок бабочки исследовали ладони Джино.
– Крапивница! – Антонина обрадованно выстрелила названием. – Да, крапивница, вспомнила. Мне Степан рассказывал, он биологией увлекался.
Антонина вдруг осознала, что она первый раз в её новой жизни произнесла вслух это имя, но Джино будто и не заметил, только всё пытался играться русскими словами:
– Красна… краска… красива…
5
Ключ передатчика уверенно отстукивал:
«4–10–37. Москва. Кремль. ЦК ВКП(б) и Советскому правительству. Экипаж первого советского транспортного дирижабля "СССР В–6" – 16 человек, находясь 120 часов в воздухе, рапортует о выполнении задания по определению максимальной автономии дирижабля и установлении нового мирового рекорда абсолютной продолжительности полета без пополнения горючим, как для дирижаблей всех кубатур, так и для самолетов. Командир дирижабля "В–6" Паньков».
– По командам Мячкова действуйте! – Паньков отдал распоряжение штурвальным Белкину и Мозгалёву, сам подошёл к столику штурмана, где стоял Дёмин, наблюдавший за работой высотописца.
– Всё нормально? – Паньков кивнул в сторону барабана, с которого сходила бумажная лента с вычерченными метками пройденной высоты.
– Атмосферное давление меняется, вот коррекцию ввёл, – Дёмин сделал пометку себе в блокнот.
– Контрольный высотописец работает? А то ещё рекорд не засчитают… – Паньков посмотрел в стеклянное окошечко опечатанной металлической коробки второго высотописца и буркнул: – Вроде шуршит.
Штурман Мячков красным карандашом замкнул на карте малую петлю: Дмитров, Переславль, Иваново, Владимир, снова Переславль.
– Этак у нас ещё может десяток километров набраться, – Дёмин любовался свежими линиями на карте. Маленькая петля в качестве довеска, казалась, смешной на фоне витиеватой змеистой загогулины, соединившей Новгород, Белозерск, Вологду, Иваново, Курск, Воронеж, Пензу… Пять суток в небе.
Дёмин повертел в руках красные флажки–вымпелы.
– Вот! Не посчастливилось вам побывать в каком–нибудь городе, – Дёмин шутливо обратился к флажкам и положил их в нижний ящик, вместе с запчастями для приборов.
– Ничего, в следующий раз пригодятся, – Мячков, не отрываясь от расчётов, весело прогудел.
– Да, надо в следующий раз подготовиться к ночным посещениям городов. Это хорошо у нас радист такой… на все руки… придумал лампочку с батарейкой к флажку прикрепить.
– Жора, напомни, сколько там французик в воздухе был? – Паньков захотел, чтобы Мячков озвучил официально, для всех, кто был в рубке управления.
– Скорее, тогда уж, немец… цеппелин «Эль–зет сто двадцать семь» его название… Мировой рекорд значился – сто восемнадцать часов сорок минут, – Мячков весело посмотрел на Панькова и нарочито громко произнёс: – Теперь эта цифра в прошлом. Теперь будем мы считать.
– Горючее у нас осталось, можно кружок над Москвой сделать! – глаза Дёмина искали поддержки у экипажа.
– Устали уже все… как бы делов не натворить, а то вместо рекорда… – Паньков угрожающе оборвал фразу,
– Командир, я поднимусь, проверю газовый клапан? – Устинович скосился на Панькова и, как бы невзначай, добавил, – а то может ещё захотим полетать.
– Тараса с собой возьми! Пусть подстрахует. – Паньков был серьёзен и на вопросительный взгляд Устиновича, ответил: – Пока ты спал, рассказали мне, как ты под Вязьмой в грозу чуть не слетел с купола.
– Теперь погода спокойная… и вообще… да нормально тогда всё было, так со стороны кажется, – Устинович молодцевато состроил улыбку и похвастал: – Это.. вылезаю через носовой люк на гребень оболочки, первый газовый осмотрел, второй, третий, трос потягиваю… а тут и мотануло порывом… но ведь за трос–то я держался… – Устинович подмигнул Кулагину. – Ну ладно, буду как Тарас, страховкой обвязываться.
– Ишь, беззаботный, какой… тебе бы поостыть, недавно только корабельным инженером оформили. – Мячков, видимо, решил сбить наигранность Устиновича, потыкал указательным пальцем вверх: – Там ведь помнят, что у тебя пунктик за «Вэ–семь».
– Ты чего!? Те первые ночи в следственном изоляторе никогда забуду… только и думал: всё… расстрел!
– Вот! Не хватало ещё историй с «Вэ–шесть», – Мячков уткнулся в карту.
– Ой, суеверный, думаешь, несчастье приношу? – Устинович повернулся к лестнице в киль. – Тарас, пойдём!
Через два часа дирижабль подошёл к базе в Долгопрудной.
– Над буквой «Т» стоим, – штурвальные дали знать, что готовы к посадке.
Паньков запрокинул голову и крикнул в проём открытого люка.
– Всем, кроме мотористов, спуститься в гондолу!
На ходу продирая глаза, спускалась сменная команда. Молчание и какая–то неловкость…
Паньков отвернулся к окну рубки управления, посмотрел вдаль.
– Командир! – голос Дёмина. заставил Панькова чуть вздрогнуть. Повернулся: «Что?» – только повисло на губах, вслух не произнёс.
Высокий лоб и серые, с искоркой, глаза Дёмина… так близко. В порыве, Дёмин почти приткнулся к лицу Панькова.
Паньков молча смотрел на колышущийся огонёк в глазах Дёмина и озорное подрагивание зрачков. Глаза будто шептали: «Иван, надо продолжать полёт. Когда ещё так полетаем?» Паньков чуть приподнял кончики губ, похоже, улыбнулся и ответил глазами: «Серёжка, знаю, но справимся ли? Газ и горючее на исходе, все очень устали. Я тоже хочу большего, но…?»
Глаза Дёмина сияли, казалось, все внутренние противоречия сконцентрировались и были готовы выплеснуться наружу. Паньков почувствовал, будто их души начали переговариваться:
– Иван, доверься, посмотри, ребята тоже этого хотят…
– Серёжка, да, знаю, но так рисковать… Если потеряем корабль, что будет?
– Не потеряем, Сделаем всё, как надо,
– Да… и всё же сомневаюсь.
– Иван, ведь ты знаешь, мы с тобой и в огонь и в воду…
– Знаю, поэтому и ценю вас всех. Я же видел, как отчаянно все вместе со стихией боролись…
– Командир, давай решайся! Как ты всегда говоришь: «Цель – и мы стремимся к ней! И мы – первые! Остальные там… позади! И ничто не помешает нам идти вперёд!»
– Подожди… прикидываю, на сколько часов нас хватит…
– Да уже каждый из нас прокрутил в голове все опасности. Иван, просто доверься.... Ведь мы все знаем, что ты не боишься неизвестности.
– …
– …доверься…
Паньков привычным движением правой руки раскидал волосы у себя на голове, образовав прямой пробор от лба до затылка, задрал подбородок, повернулся к штурвальным и громко, но как бы неявно, приказал: – Над
