Обронила синица перо из гнезда - Юрий Семенович Манаков
– Отвечай, рядовой запаса, когда ты был призван в действующую армию?
– В сентябре 1943-го, товарищ майор.
– Тамбовский волк тебе товарищ. – У потемневшего лицом майора выступила испарина на лбу, он из последних сил сдерживал себя, пытаясь не дать воли своим чувствам. – Да я тебя, щенок, перед строем расстрелял бы за твоё мародёрство. Подойди ко мне, не бойся, бить не буду. Глянь на бумагу. Видишь цифры, грамотный, сравни. Все они совпадают, и лишь последние: у меня единица, а на ордене, что ты украл, – цифра пять. Так вот, гадёныш, свой орден я получил за бои под Ржевом в сорок первом. И тот воин, чью Красную звезду ты нацепил на себя, был в той страшной мясорубке где-то близко от меня. – Седой майор тяжело, с горьким сожалением, смерил жёстким взглядом съёжившегося Сашку. – Выметайся из моего кабинета, мразь тыловая. Возьмёшь у секретаря лист бумаги и напишешь, где и при каких обстоятельствах ты украл медаль и орден. Да не юли, хуже будет. Награды я забираю. Твою судьбу решит суд. Пшёл вон, мерзавец!
До суда, однако, дело доводить не стали. Орден и медаль в опечатанном кожаном мешочке отправили в столицу, на хранение в центральный военный архив. Авось, да протрезвеет и отыщется настоящий хозяин этих боевых наград. А сам вопиющий случай был предан в городе широкой огласке. Еще долго потом знакомые фронтовики при встрече не подавали Грушакову руки. Но со временем происшествие стало забываться, народ наш по природе своей незлопамятен и жалостлив, за исключением разве что таких вот выродков и мародёров, как Сашка Грушаков и присные.
Занятия кружка закончились, когда на город и его окрестности опустилась майская ночь. В небе, пригашивая созвездья, висела яркая луна. Поблёскивали ледники на далёких вершинах белков. Слабое дуновенье ветерка с гор, несущее в себе запахи цветущей черёмухи и чистого рассыпчатого снега, освежало улочки и обсаженную елями тесную площадь с административными по периметру зданиями Талова. Мостовая, по которой шли братья, была освещена лунным светом так, что действительно, как поётся в песне: хоть иголки собирай.
– Нынче было письмо от Прокопа. – Владимир шёл, стараясь не сбиваться с лунной, на булыжниках, дорожки. – Сообщает, что этим летом намерен проведать известные нам места. После демобилизации, из Германии до Новосибирска мы ехали вместе. Там, в вагоне, и придумали обозначения хребтов, нужных таёжных уголков и необходимых предметов. К примеру, Сучью дыру назвали затоном, Быструху – речкой, монастырскую долину – заимкой, взрывчатке дали имя – картошка. Вот Загайнов и пишет, что на Петров день будет ждать нас у затона, а если туда не поспеем, то через неделю – на речке. Картошку, мол, можете не брать, своей навалом. Спрашивает: как у нас с работой? Можно ли подмениться или взять хотя бы отпуск недели на две?
– Мой отпуск по графику как раз в июле, – не раздумывая, сразу ответил Валерий, сворачивая с мостовой на гаревую тропинку сквера. – Так что я всегда готов.
– И я переговорю с начальством, думаю, на пару-тройку недель разрешат подмениться. Виктор Немчинов согласен в свой отпуск поработать за меня. Ему в сентябре надо несколько дней – на открытие утиной охоты. Завтра же встречусь с Виктором, напишем и отнесём директору заявления. – Шедший рядом старший брат подождал, пока они выйдут из затенённого хвойного сквера со скамейками, расставленными по бокам дороги, на открытый, более освещённый рассеянным лунным сияньем участок, приблизил к Валерию своё лицо, заглянул в глаза и неожиданно спросил: – Брат, у тебя с Натальей Грушаковой всё серьезно или так, дань весеннему настроению?
– Одним словом и не ответить. – Хоть Валерий и ждал этого разговора, однако столь резкая смена темы заставили его в первые мгновения даже несколько растеряться. Вот уж точно: разведчик, он и есть разведчик – умеет выбрать момент, чтобы огорошить. – Да, мы встречаемся с Наташей, ходим вместе смотреть кинокартины в летний клуб. После сеанса обсуждаем увиденное. Мне по душе её самостоятельное, особое мнение на окружающий мир. И потом, Володя, она мне и как девушка очень нравится.
– Ну, ну, не кипятись, братишка, – примирительно молвил Владимир. – Просто семейка у них гнилая. Про Кишку и его безобразия ты слышал не меньше, чем я, сдаётся, что и Сашка недалёко от батьки ушёл. Семья – это, как я думаю, раз – и навсегда. Корову на базаре и то не сразу покупают, пока не присмотрятся да не приценятся. Ты же помнишь, тётка Марфа рассказывала нам, как раньше подбирали невест: сначала зашлют ушлых свах в ту деревню, где живёт девушка. Те вызнают всю родову, изъяны и достоинства, и только после этого едут или уже не едут сватать невесту. Я считаю, это делалось очень правильно, такой пристальный отбор сохраняет и улучшает породу. Взять наших сестрёнок, у всех, слава Богу, мужья – ребята проверенные, надёжные, рабочая кость. Прошли фронт. Или вот, к примеру, мой случай. Я со всей роднёй своей Светланы за три года, что мы женаты, перезнакомился, присмотрелся к ним. И скажу: порода у них крепкая, сибирская, на таких всегда можно положиться, не подведут.
– Ты мне еще и про яблоню с яблоком, которое от неё недалеко падает, для пущей убедительности, расскажи. А я тогда тебе напомню известные слова товарища Сталина: дети за родителей не отвечают.
– Ну да. Коль пошли сыпать поговорками – можно ввернуть и такую, в которой сказано, что в семье не без урода.
– Я не понял, ты кого имеешь в виду? – Чувствовалось, что Валерий распаляется и начинает терять контроль над собой.
– Давай еще подерёмся из-за какого-то пустяка, вроде: любишь, не любишь. – Владимир, чтобы замять неловкость, возникшую между ними, приобнял разгорячённого младшего брата. – Успокойся, Валера. Ты парень взрослый, сам решишь, как быть. Да и я хорош: уже и войну прошли, а я нет-нет да снова берусь тебя воспитывать, как в детстве. – Владимир тепло посмотрел на остывающего брата. – Я думаю, тебе будет легче, если я скажу, что чувствую себя после нашего разговора слоном в посудной лавке.
– Да нет, брат. Всё ты сказал, в общем-то, правильно. Я тоже знаю, какую отвратительную роль, пускай и косвенно, сыграл чоновец Никифор Грушаков в трагической судьбе нашего отца и многих других ни в чём не повинных
