Я, Юлия - Сантьяго Постегильо
– Если Септимий узнает, что вы решили покинуть Рим без разрешения императора, да еще с детьми…
– Что же делать? Пожар! – стала оправдываться она без тени страха в глазах.
Плавтиан не привык, что его прерывают, и теперь не знал, что сказать. Воспользовавшись его секундным колебанием, Юлия пошла в атаку:
– Хочешь рассказать моему мужу?
Он сделал еще один шаг, приблизившись к ней вплотную. Малыш Бассиан и его брат Гета почувствовали, что материнские ладони вдруг стали потными. Тем не менее она крепко держала их за руки.
– Септимий Север должен ведать о том, что его жена глуха к голосу разума и подвергает опасности своих детей.
Бассиан посмотрел на мать, потом на Плавтиана, не в силах понять, что происходит. То был загадочный мир взрослых – Бассиан не мог уразуметь их поступков. Ему казалось, что мать лишь отвела их подальше от огня. Что же в этом плохого?
– Мой супруг прекрасно знает, кого он взял в жены. Он выбрал меня, если ты не забыл, – ответила она, не отступая ни на шаг. Что до Месы, то она отошла в сторону, держа на руках плачущую Соэмию.
– Как тебе хорошо известно, император удерживает в Риме жен и детей всех наместников, начальствующих над легионами, желая быть уверенным в их полнейшей преданности. – Теперь Плавтиан вспомнил, что́ хотел сказать. – В особенности это касается тебя, супруги Септимия Севера, наместника Верхней Паннонии, затем Салинатрикс, супруги Клодия Альбина, наместника Британии, и, наконец, Мерулы, жены Песценния Нигера, наместника Сирии, потому что каждому из них подчиняются три легиона. Ты замужем за одним из самых могущественных наместников, а потому император непрестанно следит за тобой и за теми, кто тебя окружает. – (Юлия, Меса, Алексиан, все патриции Рима знали это, но не осмеливались облечь в слова.) – Если преторианцы узнают, что ты, взяв детей, вознамерилась покинуть город без разрешения императора, Септимий через час-другой перестанет быть наместником. Что будет с тобой, с детьми, со всеми нами, начиная с Септимия? Твой порывистый нрав снова грозит нам бедой. Однажды он нас погубит.
Что ответить на это? Юлия погрузилась в раздумья. Почему он сказал «снова»? Ведь до того Юлия не говорила ничего, способного восстановить императора против ее супруга. Страхи, лишенные всякого основания! Плавтиан, близкий друг мужа Юлии, всегда был с нею не в ладах и стремился опорочить ее перед всем семейством. Любовь Септимия к жене становилась все горячее, и он все реже слушал Плавтиана. Вот откуда проистекало его злопамятство. Юлия ясно это сознавала. Она нахмурилась: что стояло стоит за вспышкой Плавтиана? Только ли ревность?
И все-таки она промолчала. Да, это было ошибкой, хотя, как ей казалось, не очень серьезной, ведь стражники у городских ворот их не узнали. Она надеялась как-нибудь выскользнуть из города посреди всеобщего замешательства. А дальше… нет, она ни в коем случае не собиралась ехать к мужу, это означало смертный приговор. Для нее, а возможно, и для остальных, как сказал Плавтиан. Но ведь пламя охватило императорский дворец. Жив ли Коммод или он погиб этой ночью? Если его больше нет, она, конечно же, поспешит к мужу. А если он здравствует и по-прежнему располагает всей полнотой власти, придется вновь надеть маску покорности и повиновения. Нет, она не впала в безумие и не действовала под воздействием минутных порывов. Напротив, она продумала все на удивление тщательно. Но к чему объяснять все это Плавтиану?
Сделав пол-оборота, Юлия потянула детей в ту сторону, где стоял дом Северов. Она сделала попытку – неудачную. Ничто не потеряно. При первом же удобном случае она попробует снова. Быть заложником, чьим угодно, – хуже участи нет.
Меж тем борьба с огнем продолжалась.
Преторианец, стоявший в укромном месте, среди дрожащих теней, наблюдал за тем, как Юлия и остальные входят в жилище наместника Верхней Паннонии, – этот дом был известен всем. Когда за ними закрылась дверь, солдат резко развернулся и быстро зашагал прочь. Следовало доложить обо всем начальнику стражи у Тройных ворот. Пусть он решает, что делать дальше.
III. Пепел Рима
Театр Марцелла, Рим Начало 192 г.
Сенатор Пертинакс и его сын Гельвий вошли, в числе прочих, в обширный театр Марцелла. Император велел всем собраться в этом величественном здании, что было необычно. Пертинакс поискал взглядом ветерана Клавдия Помпеяна, но не нашел. Вместо Клавдия явился его сын Аврелий Помпеян, сказавший, что из-за слабого здоровья и почтенного возраста его отец пропустит – в который уже раз – заседание Сената.
Ранее Клавдия Помпеяна обвинили в том, что он примкнул к заговору, возглавленному его супругой Луциллой, сестрой императора, но потом сняли с него подозрения. Коммод, сын Марка Аврелия, не забыл, что его отец некогда предлагал Клавдию императорскую тогу и что старый сенатор ответил отказом. Поэтому император ему поверил. С тех пор Помпеян держался вдали от общественной жизни. Он был единственным, кому Коммод разрешал не являться в Сенат.
Помимо Аврелия, Пертинакс встретил также своего тестя, Тита Флавия Сульпициана, и его сына.
– Зачем он созвал нас сюда? – спросил Сульпициан-младший.
– Он хочет, чтобы присутствовали все сенаторы, – начал Пертинакс, в то время как они пробирались по театру, – а в здании курии на старом Форуме мы не поместимся. Ну а к театру Помпея Коммод, как и всякий император, питает недобрые чувства, ведь там закололи Цезаря. Вот он и выбрал это место. Но оно будет нам велико, ведь нас семьсот человек, а театр рассчитан на десять ты…
Пертинакс не закончил. Оказавшись на нижнем ярусе, все пятеро раскрыли рты: вопреки предсказаниям Пертинакса, здесь было полно народу. Эта часть, ima cavea, предназначалась для patres conscripti. Они увидели многих сенаторов, тоже ошеломленных. На среднем ярусе – media cavea – помещались тысячи преторианцев, верхний – summa cavea – тоже был забит: магистраты, всадники, известные торговцы… Все сколько-нибудь видные римляне собрались этим утром в театре Марцелла, и за всеми, включая сенаторов, наблюдали преторианцы – императорскую гвардию согнали сюда чуть ли не целиком.
– Аврелий, – обратился Пертинакс к младшему Помпеяну, – твой
