Дорогие мои москвичи - Александр Николаевич Посохов

— Пожалуйста, — говорит обвиняемый и декларирует:

  Холода не хилы —

  Полный произвол:

  Вэ, вэ, вэ — на вилы!

  Тэ, тэ, тэ — на кол!

— А теперь объясните, — требует судья, терпеливо выждав, когда публика наконец отхихикается. — Как вам, пожилому образованному человеку, пришло это в голову?

— Да мне много чего приходит, — пожимает плечами старик. — Сидел я тогда дома, в Переделкине, мороз жуткий, помните месяц назад, на улицу не выйдешь, вот и сочинил такую невинную частушку. И тут же выложил её в интернет. А почему бы и нет. Дураку ведь понятно, что замечательные наши метеорологи ни при чём. Они, что ли, виноваты в плохой погоде. И наказание для них нарочито средневековое, для смеха придуманное. А вообще, ваша честь, должен заметить, без лишней скромности, что частушки мои и басни давно уже живут своей жизнью независимо от меня. С ними артисты на видео и по телевизору выступают, на разных сайтах их предостаточно. А по басням моим даже экзамены сдают в учебных заведениях и при поступлении в театральные институты. И никто никогда за много лет ни разу не обиделся на мои шутки и сатиру.

— Суду известно об этом, — подтверждает судья. — У нас была возможность подготовиться к делу. — И удаляется в совещательную комнату, едва не зацепившись широкой мантией за дверную ручку.

Через полчаса судья возникает снова и оглашает постановление:

— В связи с полным отсутствием чувства юмора у отдельных сотрудников государственного органа уголовное дело в отношении автора частушки про Вэ, вэ, вэ и Тэ, тэ, тэ прекратить.

Не надо врать!

Она уехала в столицу на преддипломную практику, а он продолжал работать в родном городе и ждал её возвращения. Месяц не виделись. За время разлуки он твёрдо решил предложить ей руку и сердце. И это при том, что дружили они всего полгода, и кроме скромных поцелуев другой близости между ними не было. А, если будет в этот раз, решил он, то пусть будет. Всё равно ведь он на ней женится. Только пусть это случится как-то романтично и незабываемо. В лесу, например, поздним вечером, у костра, с бутылкой вина. Подготовился он к предстоящему событию основательно, бутербродики сварганил, колечко купил. Она на необычное свидание согласилась сразу, посмеялась даже.

— Ну что, за нас! — предложил он.

— За нас! — поддержала она.

Выпив шаманского, они слегка прикоснулись губами.

— Ну что, попрактиковалась, узнала чего-нибудь новенького?

— Узнала. Но лучше бы вообще никуда не ездила.

— А что случилось?

— Изнасиловали меня.

— Кто, где?

— В гостинице, куда нас с девчонками поселили. Там рядом в номере иностранцы какие-то жили, ну мы их сами и пригласили попрощаться.

Он снова наполнил бокалы.

— Но я смотрю, с тобой всё нормально. Хохочешь, как ни в чём не бывало.

— А что делать, плакать, что ли? Утром уехали и всё.

— Ну, раз всё хорошо, тогда давай ещё!

— Давай!

Выпив, она достала из сумочки пачку импортных сигарет, закурила и потянулась к нему, чтобы поцеловаться. А он вдруг поднялся, распинал горящие поленья и почти уже в полной темноте стал складывать в портфель бокалы и коврик.

— Всё, хватит!

— Ты обиделся?

— Конечно, я же говорил тебе, что ненавижу курящих женщин. Могла бы и потерпеть.

— Ну извини, пожалуйста, я больше не буду. Это я там начала.

— А я сказал, пойдём. Не надо врать, когда не надо!

От леса до окраины жилого массива было несколько километров. И всю дорогу он шёл впереди, а она бежала за ним, как собачонка. Когда он, не проронив больше ни слова, свернул на свою улицу, она воскликнула:

— Господи, какой же ты всё-таки правильный!

* * *

Прошло тридцать лет. Та же неизвестная страна и тот же провинциальный город с низенькими домами.

По телевизору показывают в прямом эфире экстренное заседание правительства. Какой-то министр, пыхтя и заикаясь, говорит о чём-то таком, что явно не соответствует действительности. Премьер-министру это не понравилось, и он властным голосом прерывает докладчика: "Всё, хватит! Не надо врать, когда не надо!"

— Господи, какой же он всё-таки правильный! — громко восклицает сидящая на табуретке перед экраном пожилая дама с растрёпанными волосами и сигаретой в дрожащей руке.

— Кто это он? — с удивлением спрашивает лежащий на обшарпанном диване небритый кавалер в мятых брюках и рваных носках.

— Да так, один политический деятель.

— Я его знаю?

— Его все знают.

Колониальный поэт

— Святого привели, товарищ полковник.

— Заводи, только сам постой у двери, мало ли что, — приказывает начальник исправительной колонии своему помощнику. — А сержант пусть за дверью покараулит.

— Я так и сказал ему, — отвечает капитан.

— Ну, на кой бес я тебе понадобился? — обращается полковник к вошедшему заключённому. — Всё ведь уже решено, документы твои вот они на столе.

— Я оду хочу написать. На злобу дня, так сказать.

— Зачем?

— Затем, что они на нас накладывают, а мы на них наложим. Они экономически, а мы поэтически.

— Кто и чего накладывает, говори толком?

— Америка на нас санкции накладывает.

— Прямо на тебя, что ли? А ты, капитан, не хихикай там, стой смирно.

— Да не обращайте вы на него внимания, гражданин начальник, пусть лыбится, молодой ещё.

— Вот ты ещё будешь указывать мне, на кого внимание обращать. Старик нашёлся. Отойди от стола. Тебе десять лет не хватило, что ли? Припёрся, понимаешь, ровно за неделю до освобождения.

— Так я на прощание колонию вашу прославить хочу.

— Ну прославляй, кто тебе мешает?

— Так мне четыре дня без работы надо и пачку бумаги. По замыслу ода большая должна получиться. Ни дня без строчки.

— Скажите пожалуйста, замыслы у него ещё какие-то. Ну хватит ржать, капитан! Вот разжалую в рядовые, будешь знать.

— Правильно, — одобряет Святой.

— Опять указываешь! Так ты поэт, что ли?

— Самый настоящий. Даже в Российской государственной библиотеке книжка моих стихов имеется. Можете проверить.

— Как, в Москву съездить?

— Никуда ехать не надо. Я сейчас напишу реквизиты, а капитан посмотрит в интернете.

— Пиши.

Святой начеркал чего-то на подсунутой полковником бумажке, капитан взял её и удалился в приёмную.

—