Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин
Справа от него и на полшага позади остановился мужчина в возрасте под сорок. Тонкие, плотно сжатые губы и раздвоенный подбородок придавали его лицу волевое выражение. Одет в тогу трабею, шафрановую с пурпурной каймой, и такой же плащ, как у императора. На меня смотрел, как заблудившийся в джунглях бледнолицый на пигмея. Я догадался, что это Марк Випсаний Агриппа, оплативший гладиаторские бои и, в том числе, мой гонорар.
— Я так и подумал, что это ты! Были еще сомнения, но когда ты не стал их убивать, понял, что только ты мог так поступить! — радостно объявил Октавиан Август и задал вопрос, ради ответа на который, как догадываюсь, и пришел сюда: — Почему ты не убил их?
— Чтобы в следующих боях не боялись сдаваться мне, — дал я более-менее понятное объяснение, потому что в слова об уважении к человеческой жизни в эпоху, когда стоит она дешевле плевка, все равно не поверят.
— Логично, — сделал вывод император.
Люди, которые часто повторяют это слово, не дружат с логикой.
— Я поставил на тебя десять тысяч сестерциев и выиграл! — похвастался он. — Раздам эти деньги нищим!
Октавиан Август азартен до безобразия. По слухам, он вручает гостям по сотне или больше сестерциев и заставляет играть с ним в кости и другие игры, а потом еще и выигрыш раздает, чтобы продолжали. Жаль, не знаю, как устроен «однорукий бандит», а то бы изготовил и продал ему, чтобы не терроризировал гостей.
— Во время следующего боя тоже поставлю на тебя. Не подведи! — попросил он.
— Он будет не скоро. Я решил сделать перерыв, — уведомил его. — Подался в гладиаторы, чтобы было на что дожидаться твоего возвращения. Твой верный пес Мамерк Эмилий отказался выдавать мне деньги, пока не получит приказ лично от тебя.
— Если бы ты знал, как меня достал этот зануда! — пожаловался император. — Завтра получишь. Сверху добавлю набежавшие проценты — половину суммы, нет, еще столько же в благодарность за совет не пить сапу. Ты знаешь, я сразу почувствовал себя намного лучше. Теперь реже болею, хотя жуткие сны все еще со мной.
Слушать о чужих болезнях — призывать их на себя, поэтому я поменял тему разговора, произнеся шутливо:
— Тогда у меня будет денежный ценз, позволяющий стать всадником!
— Кто, как ни ты, достоин его! — словно услышал что-то очень умное, воскликнул он и задал вопрос: — Не передумал, не хочешь поступить в мою личную охрану?
— Нет, — твердо отказался я и объяснил шутливо: — Не умею спать на посту!
Октавиан Август засмеялся и позволил:
— Ладно, занимайся, чем хочешь!
Остальные не поняли, что я имел в виду, но Марка Випсания Агриппу сразу попустило. Видимо, не любит, когда влиятельный друг оказывает кому-то больше внимания, чем ему.
К императору протиснулся секретарь Юлий Марат и что-то прошептал на ухо.
— Мне пора. Я постоянно кому-то нужен. Удивляюсь, как справлялись, пока был в Испании! — произнес Октавиан Август и напомнил: — Приходи завтра в казначейство, забирай свои деньги.
— Это лучший приказ, который когда-либо слышал! — пошутил я на прощанье.
Император засмеялся и ушел, а вслед за ним, толкаясь и напоминая стадо оголодавших поросят, выпулилась и свита.
Когда они ушли, в помещение влетала Флавия с приоткрытым от удивления и/или восхищения ртом, спросила почему-то шепотом:
— Это был император?
— Он самый, — подтвердил я. — Пообещал, что завтра выдадут деньги, причем в двойном размере.
Зависнув на несколько секунд, она подсчитала и выдала удивленно-радостно:
— Четыреста тысяч сестерциев⁈
Когда дело идет о чем-то другом, она часто ошибается в подсчетах, но только не с деньгами. Такое впечатление, что в детстве учитель, нанятый родителями, платил ей по сестерцию за каждый правильный ответ или она ему за каждый правильный вопрос.
— Предлагал поступить в его личную охрану, но я отказался, — продолжил я хвастаться на свою голову.
— Нет, ты не мог отказаться, нет… — мотая головой, забормотала она исступленно.
— Еще и как смог, — возразил я. — Ты даже не представляешь, с каким идиотом связалась.
Судя по ее взгляду, теперь очень даже представляет.
Глава 36
Я был уверен, что плешивый казначей Мамерк Эмилий будет задыхаться от жадности, выдавая мне деньги, всячески затянет эту процедуру. Все оказалось с точностью до наоборот. Такое впечатление, будто вручал деньги самому Октавиану Августу. Более того, по моей просьбе выдал золотыми ауреусами, потому что для перевозки почти половины тонны серебряных монет пришлось бы нанимать пару мулов, а восемнадцать килограмм золота я уж как-нибудь сам доставлю домой. Да и небольшая ноша будет меньше привлекать внимания и навлекать беды. За такую огромную сумму одна половина Рима перебьет другую.
Причину хорошего отношения ко мне казначей объяснил сам, поправляя волосы, закрывавшие плешь, или поглаживая себя по голове — хороший мальчик:
— Ты правильно сказал, что я верный пес императора. И ты тоже, судя по щедрости, с какой он наградил тебя.
Знал бы он, за что мне выдали первую половину суммы, удавился бы с горя.
Вдобавок Мамерк Эмилий вручил мне свернутый трубочкой папирус. Это был указ за подписью Гая Октавия, возводящий за доблестную службу и наличие имущественного ценза Александра Октавия и его потомков в сословие всадников. Был уверен, что император пошутил, заявив, что я достоин такой чести. Оказывается, у самодержавия есть и положительные стороны.
Семейство Летилиев поразили не только и не столько указ и сумма, отстегнутая мне, сколько то, что я не врал, утверждая, что в хороших отношениях с императором. Римляне очень сословные и статусные. Для них, как в будущем для их наследников западноевропейцев, принадлежность к знатному роду, титул, высокая должность очень важны, и принцип «Я начальник — ты дурак» работает безотказно. Титу и Цецилии, как и их дочери, было непонятно, как я мог отказаться от предложения стать личным охранником императора. По их мнению, я упустил сказочную возможность
