Словенская Русь - Николай Васильевич Соколов

Правда, зять куявского князя уже давно подумывал о собственной дружине, но платить по девяносто кун в год, как получали варяги, не мог. Поэтому, собрав находившихся в Зарубе словенских воинов, он предложил им половину этой суммы.

– Зато плаванья по торговым делам в Херсон или куда-то еще будут оплачиваться отдельно, – заверил их Аскольд. – Так что прикиньте, и, если кто надумает, подходите.

Большая часть словен согласилась на его условия, и варяжский воевода приказал им готовить три купленные у Хитроя и Гостимила ладьи к плаванью в Самвит. На днях ему стало известно о приезде туда матери с внуками, и он решил с ними повидаться.

Мать должна была привезти семейные сбережения, которые решили бы все денежные проблемы Аскольда. А еще он хотел посмотреть, как устроился ромейский священник, и поторопить Нестуя с закупкой товаров для отправки в Херсон.

– К сожалению, мне не удалость продать нашу усадьбу, как ты просил, через Креслава, – пожаловалась сыну Берислава. – Слишком мало за нее давали.

– Ничего, продадим позже, – успокоил ее Аскольд. – Сейчас меня больше волнует, как ты уживешься с новой невесткой.

У него уже был печальный опыт, когда, возвращаясь из поездок домой, ему приходилось по несколько дней выслушивать жалобы жены на свекровь, а той – на невестку. Со временем пыл у обеих поутих, но повторения подобных семейных разборок Аскольду не хотелось.

– Может, тебе сразу жить от нас отдельно? Я как раз собирался построить усадьбу за городом.

– Спасибо за заботу, – обиделась Берислава. – Я и сама куплю дом, если не уживусь с твоей новой женой.

После встречи с матерью воевода попросил Дедилу подыскать место для загородной усадьбы. Обзаведясь собственной дружиной, следовало побеспокоиться, чем он будет кормить воинов, и тут без огородов и лугов для выпаса скота было не обойтись.

Аскольд велел старому варягу также позаботиться о ромейском священнике и не затягивать со строительством церкви. Они договорились с Андреем, что в следующий его приезд тот окрестит Олелю и повенчает их с женой.

Описанный иереем обряд венчания очень понравился Олеле, но проводить его было лучше в новой церкви, а не в устроенном в старой избе молитвенном доме. Священник и воевода рассчитывали, что торжественность обряда поможет увеличить число христиан среди куявов, которые интересовались новой верой, но креститься не спешили.

– А ты думал, будет иначе?! – удивился Аскольд, когда священник пожаловался, что за все время в Самвите не окрестил еще ни одного человека.

– Я знаю, что уныние грех, но ничего не могу с собой поделать, чувствую себя здесь чужим.

– Со временем это пройдет.

– Наверное, но я постоянно ловлю себя на мысли, не переоценил ли свои силы?

Глава седьмая

После службы в Софийском соборе константинопольский патриарх Фотий вспомнил о полученном вчера письме архиепископа Херсона, где сообщалось о крещении русов во главе с их воеводой. Там же говорилось об отправке к язычникам священника, а это могло привести к неприятностям для патриарха.

Отправка к варварам священников была связана с политикой, которая являлась прерогативой императора, о чем свидетельствовала недавняя миссия Константина[121] и Мефодия в Моравию. Исключение составляли дружественные народы, но после нападения на Константинополь русы таковыми не считались.

И хотя в душе Фотий одобрял поступок архиепископа Николая, игнорировать мнение окружения императора Михаила Третьего не мог. У начальника императорской канцелярии, за шесть дней прошедшего все степени церковнослужения – от чтеца до епископа – и ставшего патриархом, завистников среди знати хватало.

– Ну, отправил и отправил, не вижу в этом ничего страшного, – успокоил его кесарь[122] Варда, который был инициатором назначения Фотия патриархом. – Только что сможет сделать там простой священник? Окрестить пару десятков язычников?

– Думаю, архиепископ Николай послал его выяснить искренность намерений русов. Было бы грешно упускать такую возможность.

– В любом случае вызови священника сюда и все выясни, – посоветовал дядя императора. – Крещение русов может превратить недавних врагов в союзников и позволить нам лучше держать в узде их соседей угров, да и с хазарами проще будет договариваться…

После убийства логофета дрома[123] Феоктиста старший брат императрицы Феодоры сосредоточил у себя в руках всю власть, став три года назад кесарем. Но недавно у него появился серьезный противник в лице нового паракимомена[124] Василия, которому он сам расчистил дорогу, сместив прежнего постельничего евнуха Дамиана.

– Ты оказался прав, когда советовал мне не трогать евнуха, – неожиданно признался патриарху Варда. – Дамиан только мелко пакостил, а этот выскочка Василий во много раз опаснее.

Убрав бывшего союзника в борьбе с Феоктистом Дамиана, кесарь намеревался поставить на эту должность верного человека, но император внезапно заупрямился и назначил на место старого евнуха своего собутыльника протостатора[125] Василия.

– Ну, ты и не таких обламывал, – польстил кесарю Фотий. – Любого человека можно купить или запугать.

– Такого не запугаешь, да и купить не получится. Он уже заменил почти всех китонитов[126] своими людьми, постоянно нашептывая императору о моих злоупотреблениях.

– Вот мерзавец! – возмутился патриарх.

– К счастью, племянник мне пока доверяет. Но вчера Михаил опять поднял вопрос о разводе с Евдокией Декаполитой. Я попытался объяснить всю опасность такого шага, но сомневаюсь, что он успокоится и не обратится к тебе с этой просьбой.

Фотий хорошо помнил скандал десятилетней давности, вызванный желанием юного императора Михаила жениться на Евдокии Ингерине, семья которой придерживалась иконоборческих взглядов. Императрица Феодора – ярая сторонница иконопочитания – не могла допустить подобного брака, и сразу подыскала сыну другую жену.

Именно этим конфликтом между сыном и матерью воспользовался Варда, чтобы отстранить логофета дрома Феоктиста от власти, после убийства которого сестры императора, а затем и его мать оказались в монастыре. Тогда ему удалось убедить племянника, что развод и женитьба на Евдокии Ингерине могут привести к войне между сторонниками иконопочитания и иконоборства[127].

– Из-за отсутствия детей у Евдокии Декаполиты мне будет трудно отказать императору в разводе, – заметил Фотий, с опаской посмотрев на кесаря Варду.

– При чем тут дети?! Император должен понимать, что его женитьба на Евдокии Ингерине приведет к возрождению иконоборчества. А нам даже с павликианами[128] не справиться.

Константинопольский патриарх понимал всю опасность реставрации иконоборчества, особенно если его сторонники объединятся с павликианами, которые тоже считали почитание икон идолопоклонством. И все же он плохо представлял, как сможет отказать императору Михаилу в разводе по весомой причине бесплодия жены.

Не желая приобретать в лице императора врага, Фотий постарался с ним как можно реже встречаться. Однако избежать пугающего патриарха разговора не получилось, но Михаил