Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь - Станислав Петрович Федотов

– Ежели… если позволите, – Елена тщательно подбирала слова, – то я убирать могу после учебных занятий. И помощников позову, детей своих – четверо уже большие. Они у меня погодки: Ване – пятнадцать, Феде – четырнадцать, Никитке – тринадцать, а дочке старшей, Лизе – восемь, но она от братьев не отстанет. Такая бойкая – всё поёт, поёт… – Елена спохватилась, что слишком уж разговорилась, и прикрыла рот рукой с тряпкой. – Ой, чё это я!

Матюшенский улыбнулся, и Елена разулыбалась – в ответ.

– Хорошо, – сказал он. – Раз уж у вас целая армия помощников, так и поступим. Мы проверим ваши знания и по результатам проверки решим, на какой курс вас зачислить. Ваш учительский опыт тоже учтём. А Лизу покажите в музыкальной школе: может быть, у неё талант. Сейчас для детей открываются такие возможности, какие нам с вами и не снились.

Елене не терпелось рассказать детям о своей радости – их так давно не было в её жизни, – однако сдерживалась и уборку проводила со всей тщательностью. Поэтому пришла поздно, Маша и Лиза уже спали, на кухне сидели Федя и Никита. Никита читал книжку Фенимора Купера, а Федя рисовал. С недавних пор он увлёкся рисованием, и у него неплохо получалось. В Благовещенске открылось художественно-промышленное училище, и Федя хотел там учиться.

Увидев усталую маманю, ребята бросились накрывать на стол. Федя открыл заслонку и ухватом вытащил из печи чугунок с картошкой. От неё шёл вкусный пар. Никита выставил большую плошку с квашеной капустой, политой духовитым маслом и сдобренной мелко порезанным репчатым луком. Федя зажёг керосинку, поставил медный чайник для кипятка, разложил вилки-ложки и расставил тарелки. Никита нарезал хлеба.

– А где Ваня? – спросила Елена, моя руки. – Не заболел?

– Да чё ему сделается! – неопределённо сказал Федя.

Мать направилась к лестнице, ведущей в «теремок».

– Не ходи, мамань, – остановил Никита. – Его там нет.

– Вы можете нормально сказать, где ваш брат? – начала закипать Елена.

Вместо ответа Федя подал ей исписанный крупными буквами лист бумаги.

«Маманя, – писал Ваня, – не ищщы миня. Я записался в комсомол и уежжаю с отрядам на Амурский фронт к таварещу Серышеву бить семёновских бандитов. Вернусь с пабедой!»

– Ах, он, герой-грамотей! Вернётся с пабедой! – Елена, сразу обессилев, села на табуретку.

Про Российский коммунистический союз молодёжи она знала – Ваня ей все уши прожужжал про первый съезд, про то, что молодым теперь открыты все дороги и как много предстоит сделать, но сначала надо покончить с врагами республики. Она слушала, качала головой, удивляясь и радуясь его горячности, но не могла даже подумать, что её первенец, её кровиночка ринется туда, где его могут срубить одним взмахом бандитской шашки. И что теперь делать? Павел вернётся – что ему сказать?! Не уберегла!

Сыновья ждали, не решаясь присесть.

– Садитесь – чего встали, как столбики? Будем вечерять.

Ели быстро и молча. Так же молча убрали всё со стола и сели напротив матери. Елена смотрела на них и думала: какие же они разные! Федя рыжеватый, в отца, а Никитка – светленький, тоже, видать, в своего отца, Марьяна-то была, как уголь, чёрная. Смотрела на этих, а думала про того. Ах, Ваня, Ваня, где же ты, родимый?! Оборотилась к божнице, где лампадка теплилась у лика Албазинской Божьей матери, встала и перекрестилась: Пресвятая Богородица, спаси сына и сохрани!

Сыновья дружно встали и тоже перекрестились.

– Ванька грит: бога нет! – сказал Федя. – Надо, грит, икону выкинуть.

– А вы – что?

– А Никитка сказал: «Только попробуй тронь – живо от нас получишь». Он и отстал.

– Они на поезде поехали?

– Да, – ответил Никита. – Два вагона пассажирских прицепили к товарняку и уехали. Мы с Федей проводили.

– А чё ж не остановили? Меня бы позвали.

– Он, мамань, правильно сделал, – сказал Никита. – Мы бы тоже хотели, но нам сказали: малолеток не берём.

– А Ваня чё, не малолетка?

– А он сказал, что ему семнадцать, его и взяли, – вздохнул Федя.

– Ах, вы, герои мои! – неожиданно всхлипнула Елена. – Давайте, хоть вас обниму.

На станцию Мациевскую красные наступали с двух сторон – вдоль железной дороги от Даурии и по колесухе от села Степного. На железной дороге действовали бронепоезд и два танка «Рено» против бронепоезда семёновцев (остальные 16 их броневиков ушли в Китай), «живые силы» – пехоту и кавалерию – считать было некогда, они примерно равны. В боях принимала участие и авиация: у красных – авиаотряд из четырёх немецких «Альбатросов» времён мировой войны, у семёновцев – два лёгких японских бомбардировщика «Фарман-Лонгхорн».

Атаман Семёнов всё-таки не полетел в Трёхречье, а решил вдохновить своим присутствием части Дальневосточной армии, с боями прорывавшиеся к Даурии. Однако время, когда одно его появление вдохновляло белых на ратные подвиги, давно прошло, приказания его уже не принимались в расчёт. Даже командующий 3-м корпусом генерал-лейтенант Викторин Молчанов, получивший своё звание из рук атамана, отказался выполнять приказ наступать, отлично зная, что ничего хорошего из этого не получится. Как вспоминал впоследствии генерал, Семёнов решил приструнить его и прибыл на станцию на бронепоезде, пушки которого были направлены на расположение штаба корпуса. Молчанов не испугался и приказал выставить свои орудия против бронепоезда. После чего явился к атаману и сказал:

– Если вы попробуете двинуться, бронепоезд будет разбит в щепки. И не пытайтесь меня задержать. Если я не вернусь в назначенное время, то я оставил приказ, чтобы по броневику били прямой наводкой.

Атаман сразу пошёл на попятную:

– В чём дело, генерал? Что вы тут вытворяете?

– Дело в том, – жёстко сказал генерал, – что вы отдаёте приказы, которые некому исполнять, и пытаетесь указывать, когда уже некем командовать.

– Я вас разжалую, генерал! – скрипнул зубами Семёнов.

– Вы мне присвоили звание генерал-лейтенанта – я без сожаления от него отказываюсь. А генерал-майора мне пожаловал император. Честь имею!

…Бои в районе станций Даурия и Мациевская были самыми жестокими. Зима началась рано, бесснежно, с морозами. Красные были плохо экипированы, нещадно мёрзли, голодали, но горели энтузиазмом скорее покончить с семёновским бандитизмом, а потому дрались за каждый отвоёванный метр промёрзшей земли. Командующий Амурским фронтом Степан Серышев поставил задачу не позволить белогвардейцам уйти в Маньчжурию. В каждом полку работали политкомиссары, поднимая дух народоармейцев. Им помогали активисты из добровольческих комсомольских отрядов. Одним из таких активистов был Ваня Черных, его звонкий голос звучал на привалах после очередного боя, у костров, вокруг которых грелись красные бойцы. Он рассказывал о событиях в мире,