Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни
По ночам я не сплю от тревоги. Если уже сейчас все так плохо, что будет, когда Саркара не станет?
Я велю Мангле сократить наши расходы.
– Увеличь ту часть выделяемых мне денег, которая идет на мой счет в тошахане[62].
Служанка соглашается, а также советует мне припрятать в хавели немного денег и украшений, просто на всякий случай. Подробностей она не добавляет, отчего я беспокоюсь еще больше.
* * *
Сегодня вечером, когда Саркар сказал мне, что едет в Ферозепур повидаться с генерал-губернатором Оклендом, я разрыдалась.
– Пожалуйста, не надо! У меня дурное предчувствие относительно этой поездки. Ты еще не выздоровел.
Несколько недель назад у него был еще один удар – небольшой, но Саркар до сих пор чувствует сильную слабость.
Теперь, когда махараджа едет верхом осмотреть войска – а он настаивает на том, чтобы ездить именно верхом, – его приходится поднимать в седло. Это делается тайком в конюшнях, но слухи разлетаются быстро, особенно в зенане, где судьба всех и каждого связана с судьбой правителя.
Саркар поражен моими слезами: до сих пор я скрывала от него глубину своих тревог. Он целует меня и говорит, что не может отменить встречу:
– Это слишком важно для Пенджаба. Обещаю, буду есть и пить только то, что посоветует ваид. Я даже велю прислужникам наливать мне красный виноградный сок вместо вина, исключительно ради тебя. – Муж уверяет, что скоро вернется с Оклендом и его свитой и устроит специальный пир, куда пригласит особенного фокусника – его нашел Наунихал, и он делает трюк с исчезновением. – У тебя будет особое место в женском помещении, уступающее по рангу только Май Наккайн, и ты сможешь полюбоваться представлением.
Я продолжаю всхлипывать, и он беспомощно спрашивает:
– Может, ты по матери соскучилась? В такие моменты, думаю, женщине нужна материнская забота. Хочешь, чтобы она приехала в гости?
От удивления я перестаю плакать. Саркар никогда не позволяет семьям своих жен приезжать в Лахор, если они не его военные союзники. До сих пор он отказывал мне всякий раз, когда я просила разрешения пригласить Джавахара. На прошлой неделе пришли письма из Гуджранвалы: Биджи жалобно просила меня прислать портрет Далипа, поскольку вряд ли ей доведется увидеть внука. Прочитав это письмо, я плакала час. Письмо Джавахара я снова так и не решилась открыть.
Может быть, Саркар прав, думаю я с проблеском надежды. Может, присутствие родных, которых я так давно не видела, меня излечит. Я тронута тем, что махараджа готов сделать для меня столь важное исключение.
– Это было бы замечательно, – говорю я. – Но мама никогда не выезжала из Гуджранвалы, а ехать с солдатами ей будет неудобно. Можно мой брат ее привезет?
Саркар недоволен, но говорит:
– Один раз я тебе это позволю в благодарность за то, что сделала меня отцом. Но твои родичи должны уехать до моего возвращения через десять дней. Пусть не покидают крепости и общаются только с обитателями хавели.
Это меня беспокоит: Биджи не будет возражать против запретов, но вот Джавахар определенно обидится. Однако у меня нет выбора. Я отправляю письмо с доверенным курьером и получаю немедленный ответ: мама с братом приедут на следующий день после отъезда Саркара.
Я взволнованно готовлюсь к их визиту и мало обращаю внимания на то, что у мужа начинается кашель. Незачем беспокоиться, говорю я себе. С ним поедут ваиды и доктор Хонигбергер. Мне нужно обдумать множество мелочей: где гости будут спать, чем их кормить. Я решаю поселить Биджи в комнате рядом со мной, а Джавахара – наверху, чтобы он мог наблюдать за потоком посетителей в Диван-и-Хасе.
Я говорю Мангле:
– Вели повару приготовить бирияни с кардамоном и апельсинами, баранину в маковой пасте и цыплят, начиненных фаршем с корицей. Они никогда не ели таких могольских блюд. Я тоже кое-что приготовлю: хочу показать Биджи, что я не забыла, чему она меня учила.
– Жаль, что Саркар запретил им ходить в город, – сочувственно говорит служанка. – Доехать до Лахора и не полюбоваться базарами и достопримечательностями! Ну да ладно. Можете вечером поводить их по садам крепости. Розы цветут, а махараджа как раз купил белых павлинов.
Время мчится быстро, и вот уже Саркару пора уезжать. Я жду его у входа в Шиш-Махал, чтобы попрощаться. Повелитель очень прямо сидит в паланкине, на нем вышитая курта, на повязке блестит Кохинур. Он берет меня за руку. Рукопожатие твердое, но ладонь слишком горячая. Может, у него жар? Надо было попросить Хонигбергера дать ему укрепляющий отвар, виновато думаю я. У паланкина изнутри мягкая обивка, чтобы ногам было удобно. Носильщики поднимают паланкин на слона.
В прошлом, когда Саркар уезжал из Лахора, я отчаянно молилась за его благополучие, но сегодня мне не до этого. Прощаясь, я уже строю планы, как отправлю Биджи и Джавахара в хамам, чтобы они впервые в жизни приняли ароматную ванну. Десять дней – слишком мало для всего, что я наметила для родных. Только бы Саркар подольше побыл в отъезде!
* * *
Я дремлю у себя в спальне, спящий Далип уткнулся мне в шею, и тут Мангла меня будит:
– Прибыл ваш гость.
– Ты хочешь сказать, гости?
– Он один.
У входа стоит мужчина. Рослый, мощный, потный, с мешками под глазами. Я не сразу узнаю брата.
На Джавахаре зеленая курта, слишком яркая, из дешевой блестящей ткани. Наверное, он купил ее специально для поездки, решив, что обновка достаточно нарядная. Когда-то я согласилась бы с ним, но теперь привыкла к сдержанной элегантности Саркара и стала придирчивой.
Джавахар стоит, кусая губы в сомнениях, как меня приветствовать, раз я теперь рани. Я понимаю, какая между нами разверзлась пропасть, и у меня болит сердце. Я протягиваю Далипа Мангле и бросаюсь в объятия брату. А потом мы смеемся, плачем и говорим одновременно.
– Братик! Я так соскучилась!
– Моя сестренка теперь рани и мать! Ты такая красивая. А это, наверное, невероятная Мангла. – Он улыбается моей служанке: – Джиндан много про тебя писала.
Та кланяется Джавахару до земли, как правителю.
– И о вас она много говорила, джанааб.
Я с удивлением замечаю, что Мангла краснеет.
– А где Биджи? – спрашиваю я.
Джавахар объясняет, что два дня назад Манна и Биджи заболели, у них начался жар. Брат не хотел меня разочаровывать, так что послал весточку Балбир, чтобы она приехала позаботиться о родителях, а сам отправился в Лахор в одиночку.
– Надеюсь, ты не против, – говорит он извиняющимся




