Путь воина - Арсений Евгеньевич Втюрин
Сотни глаз в полной тишине неотрывно следили за тем, как староста, сильно прихрамывая, направился на противоположную сторону посёлка.
– А этого человека подведите ко мне! – князь взглядом показал на стоящего вождя.
Двое дюжих телохранителей из его охраны мгновенно спешились, схватили мужчину и бросили под ноги княжеского коня.
– Это он приказал убить сборщиков податей! Он решил воевать с нами! Уверен, как и все взрослые мужчины, он клялся мне в верности десять годов тому назад! Поднимите его! – Князь всё больше и больше распалялся.
Вождя поставили на ноги. Его затравленный взгляд блуждал по лицам ратников, ища сочувствия и жалости. Но не находил их ни у кого.
– Ему более незачем жить! – Страшные слова всё-таки прозвучали.
И вслед за ними лезвие короткого меча одного из охранников князя с силой вошло сбоку в шею вождя.
Буривой видел, как от ужасной боли зрачки глаз мужчины стремительно расширились и тут же закатились куда-то вверх. Нижняя челюсть непроизвольно опустилась, и струи крови вперемешку с какими-то сгустками белёсых мелких хрящей хлынули ему на грудь. Тело конвульсивно дёрнулось, но двое воинов, удерживая вождя за предплечья, дождались, когда прекратится его сопротивление. Резким движением ратник выдернул меч из шеи вождя.
Лезвие клинка вырвалось из раны на свободу, разбрызгивая вокруг алые капли, часть из которых долетели до юноши и упали ему на руку, одежду и лицо.
Казалось, что на губах и во рту появился солёный привкус. Крови было так много, что Буривой физически ощутил её запах. Он наполнил воздух вокруг, ворвался в ноздри, проник в грудь и остановил дыхание. Юноша с трудом заставил себя ещё раз посмотреть на мёртвое тело, перевёл взгляд на оставшихся пленников и неожиданно увидел, что все они тоже неподвижно лежат на земле. Глаза Буривоя невольно наполнились слезами, он пошатнулся в седле, но чьи-то сильные руки поддержали его с двух сторон. Это были руки его телохранителя Боруты и самого князя Волемира.
– Иначе поступить я не мог! Каждое предательство или измена должны быть наказаны так жестоко, чтобы о них помнили много лет! Когда станешь правителем, будешь таким же, как я! – Эти слова, тихонько произнесённые дедом ему на ухо, остались в памяти Буривоя на всю жизнь.
Последнее, что он увидел, были встревоженные лица людей вокруг себя.
Сознание померкло и растворилось в темноте.
Глава 23
Костяшки его пальцев, вцепившихся в планширь, побелели от напряжения. Кипящая внутри злость готова была выплеснуться наружу, но осознание того, что все глупости совершены им самим, вынуждало его терпеть и молчать.
А ведь действительно, это он сам принял решение преследовать два драккара викингов, сам отправил воеводу Истора сжечь верфь и шалашный посёлок свеев. И чем это всё закончилось? Его, как несмышлёного мальчишку, обвели вокруг пальца на реке, сожгли паруса на трёх лодьях, а две другие могли захватить на мелководье у посёлка. Их удалось спасти, уведя на глубину, но какой ценой? Он боялся даже думать о числе погибших на берегу ратников, понимая, что их слишком много. И вот теперь его лодьи трусливо прошли мимо бухты, на берегу которой скопились враги, а у кромки воды горделиво возвышались штевни построенных ими драккаров. Всё это должно было быть уничтожено ещё утром, но вместо ожидаемой победы он потерпел страшное и до обиды глупое поражение.
– Княже, посмотри, там кто-то в маленькой лодке за нами плывёт. Давай подождём его? – тронул за руку Кагеля Склов.
– А что нам ещё остаётся? Будем ждать! – Посадник кивнул седой головой.
– Поднять вёсла! – разнеслась громкая команда кормчего.
Флагманская лодья, замедляя ход, начала поворачиваться к волне бортом и медленно скатываться вниз по течению, сближаясь с лодкой.
– Ты только глянь, княже, это ж наш воевода Истор! Почто его вороги отпустили? Иль лета, сединой убелённые, пожалели? А весь другой люд наш ратный, видать, посекли нещадно, коли один он в лодке? Может, рассказал им о крепости нашей аль обещал помощь какую? – не унимался сотский.
– Что это на тебя нашло нынче, Склов? Зачем плохо так о воеводе говоришь прилюдно? Не заслужил он того трудами своими ратными! Прямой и честный человек Истор, о том всем ведомо!
– Та прямота его и твоя тоже, посадник, кровью большой и смертью людской нам встаёт! А предупреждал я вас обоих, что не можем с викингами войну вести? То и вышло!
– Не надо вину на других перекладывать! Ты тоже, как и мы с воеводой и с другими нашими начальными людьми, решение на войну идти принимал! Было то иль нет? Если не хотел сражаться, то зачем на лодье моей плыл, куда направлялся? – Кагель незаметно для себя разозлился не на шутку. – То, что побили нас – и поделом, не умеем мы воевать! Признаю, что я глупость большую сотворил. Нужно было взять с собой в поход викингов ярла Эйнара, что жить у нас остались, тогда бы мы на реке не опростоволосились! Да сначала, видать, испугался, что наши викинги с чужаками сговорятся. А потом забыл совсем о них.
– Княже, лодка у борта! Будем воеводу поднимать али как? – произнесённые кормчим простые слова сразу охладили горячие головы спорщиков.
– Помогите ему взойти на лодью! – Кагель с любопытством ждал первых слов вернувшегося с берега Истора.
За борт скинули верёвочную лестницу, и несколько дюжих ратников, перегнувшись вниз, подхватили воеводу под руки и одним рывком перенесли на палубу. Привязанный к верёвке крюк зацепил маленькую лодку и потянул её, уводя за корму лодьи.
Вид воеводы был ужасен.
Седые всклокоченные волосы мокрыми прядями прилипли к высокому лбу, потухший и безразличный ко всему взгляд, равнодушно переходящий с одного лица на другое и не задерживающийся ни на ком, безвольно повисшие вдоль худого тела руки – всё это совсем не соответствовало обычному поведению Истора.
– Очнись, воевода! Что там, на берегу, произошло? – Кагель сделал два шага вперёд, вплотную подходя к старику и осознавая, что пустые блёклые и ничего не выражающие глаза смотрят куда-то вдаль в одну точку.
Руки посадника вцепились в плечи воеводы и сильно тряхнули его.
– Истор, ты слышишь меня? – Он уже почти кричал.
Мутный и неподвижный взгляд старика с трудом задержался на лице Кагеля, становясь постепенно осмысленным и каким-то беспомощным. Неожиданно глаза его увлажнились, и, растекаясь широкими ручейками, по морщинистому лицу потекли слёзы. Рыдания и всхлипы вырвались из горла, ноги подкосились, и воевода, придерживаясь рукой за ванты, опустился на доски палубы.
