Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

Припев старинный,

Ви́на полились рекой.

Дождались мы

Нашей любимой

Тамары Всеволодовны дорогой!

Тамары, Тамары, Тамары,

Тамары, Тамары, Тамары,

Тамары, Тамары, Тамары, Тамары,

Нашей девочки родной!

Выпьем за Тамару, Тамару дорогую,

Свет ещё не видел красивую такую!"

Это было чудесно! Никогда я не слышала такого пения, никогда не видела такого количества взволнованных людей. Я быстро уловила лёгкую и красивую мелодию и, открыв рот как можно шире, с жаром запела вместе с остальными величание в свою честь.

Потом перед моим столом расчистили место, и Стеша стала танцевать, сначала медленно, глядя на меня своими большими чёрными очами, не отрывая их от моего пылавшего лица. Вскоре она поманила меня к себе и, приглашающе взмахнув руками, выразила пантомимой своё желание, чтоб я присоединилась к ней в этом танце.

"Давай, Тамара, давай! Покажи-ка нам, на что ты способна", – закричали все, став хлопать в ладоши, в то время как кто-то снял меня со стола и поставил перед Стешей.

Та наклонилась ко мне и, проведя рукой по моим волосам, которые уже к тому времени от возбуждения стояли торчком, заглянула в моё запрокинутое лицо, прошептав: "Смотри на меня и делай так же, как я".

Мгновение она стояла совершенно неподвижно – я тоже; её плечи стали подниматься и опускаться – я повторила; по её телу пробежала дрожь – я в ответ затряслась с головы до пят; она вскинула руки ладонями вверх – я как могла скопировала это движение. Затем она устремилась прочь, и я последовала за ней. Мы шли по кругу всё быстрее и быстрее, а толпа хлопала и пела. Мы скользили, мы кружились, мы парили. Всё, о чём я могла думать, было: "Я лечу, лечу, лечу, словно я настоящая птица!"

Но внезапно пение и хлопки прекратились, и танец закончился. Все закричали: "Тамара, Тамара!" Десятки рук, подхватив меня, стали подбрасывать в воздух и снова ловить. Я ощущала себя, как живой мячик, визжа во весь голос от безумного восторга. Никогда ещё мне не было так весело. Никогда!

Вдруг в разгар этой кутерьмы, перекрывая шум, прозвучал властный мужской голос. "Подведите её ко мне", – приказал он, и всё мгновенно стихло – стало так тихо, что можно было бы расслышать падение булавки. Стеша в который раз провела пальцами по моим локонам и, взяв меня за руку, повела сквозь толпу, молча расступавшуюся перед нами по мере нашего продвижения в заднюю часть пещеры. Там на широком, как трон, стуле, покрытом золотистой лисьей шкурой, сидел невероятно старый мужчина, опираясь на сучковатый посох. Его проницательные чёрные глаза, казалось, пронизывали меня насквозь, и впервые за этот день мне стало страшно.

"Кто он? Давай уйдём", – прошептала я Стеше. Но та только ободряюще сжала мою ладонь и тихо произнесла в ответ: "Всё в порядке, Тамара, он тебя любит".

В этот миг он мягко улыбнулся, и все мои страхи сразу же улетучились. Ведь он выглядел точь-в-точь как на картинке, висевшей в моей детской и изображавшей восседавшего на троне высоко в облаках Бога: та же грива длинных седых волос, та же борода, те же правильные и красивые черты лица, то же ниспадавшее белое одеяние.

Я проворно осенила себя крестным знамением и бросилась к его ногам, умоляя: "Господи, помилуй", – поскольку поняла, что умерла и уже на Небесах – именно так, как вновь и вновь описывал мне отец Трофим, объясняя, что произойдёт, когда меня отведут к престолу Божьему на суд. Стоило мне упасть на колени, как Чрезвычайно Древний Старец, поднявшись с трона и возвышаясь надо мной, наложил мне ладони на голову и прошептал несколько непонятных слов.

"Бог благословляет меня точно так же, как это делают батюшки", – подумала я, немного удивлённая тем, что и на Небесах всё происходит, как на Земле. Затем же, вспомнив о хороших манерах, потянулась к его правой руке и её поцеловала. Когда я это сделала, он наклонился и несколько секунд пристально смотрел мне в лицо, а я узрела, что его глаза больше не были пронизывавшими меня и строгими, а стали вдруг печальными и очень, очень добрыми. Он глубоко вздохнул.

"Ох, Тамара, наша маленькая Тамара, тебе будет трудно, дитя моё, крайне трудно, но в конце концов ты победишь, – сказал он именно таким тихим голосом, каким я всегда представляла себе голос Бога. – Мы будем присматривать за тобой и любить тебя, однако мы ничего не можем изменить – это судьба, рок …"

И вновь он, глубоко вздохнув, наложил ладони на пышный локон у меня на макушке. Я понимала, что должна была ответить нечто вежливое, поэтому почтительно промолвила: "Господи, Боже мой", – и дважды поцеловала его руку. Он улыбнулся, и вдруг я ясно почувствовала, что люблю его всем сердцем, больше всех на свете, что, конечно же, было совершенно правильным, учитывая, кем он являлся. Хотя практически тут же я узнала, что он вовсе не Бог, а всего лишь мой правнучатый дядя.

"Нет, дитя, я не Господь. Я всего лишь древний старик, но кровь от крови и плоть от плоти твоей. Я брат твоей прабабушки Доминики, да покоится она с миром! Я вижу тот же огонь в твоих глазах, ту же силу и ту же храбрость. И я желаю тебе, дитя моё, всегда оставаться сильной и храброй, что бы ни случилось. Всегда помни, что в конце концов ты победишь. А теперь, Стеша, отвезите её обратно и проследите, чтоб она благополучно добралась до своего дома".

Он высоко поднял свою правую руку (совсем как на другой моей картинке с Моисеем на горе, подумала я), а потом, словно в изнеможении, медленно опустился на свой трон, поддерживаемый несколькими бросившимися ему на помощь людьми. Они быстро окружили его, а Стеша, взяв меня за руку, подвела к столу, на котором я стояла перед танцем. Теперь он был уставлен мисками и блюдами, наполненными странной на вид едой. Одна пожилая женщина принесла мне чашку, содержавшую чудесный напиток, похожий на жидкое солнце. Я попробовала его – он было сладким, как мёд.

"Это и есть мёд, – сказала старушка, сияя улыбкой, а потом тут же дала мне сжевать большого пряничного человечка и набила мои кармашки множеством пряничных человечков и зверушек помельче. – Чтобы было, что погрызть на обратном пути".

Я подумала о нашей дикой скачке и о том, как непросто будет что-то сгрызть, когда летишь быстрее ветра. Однако вежливо поблагодарила: "Спасибо, да хранит вас Бог!" – а та ответила