Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк
На большую часть вопросов он знал правильные и достаточно полные ответы, но не на все, кое-где путаясь и кое-что подзабыв. Поэтому полученным в результате экзамена твёрдым «удовлетворительно» он был вполне доволен.
— «Фу! Гора с плеч!» — поделился он с Витей Саторкиным.
— Теперь мне надо садиться за текущие задания, чтобы не отстать! — удовлетворённый своим делами, решил он.
Поэтому в первые выходные сентября Платон нашёл время только один раз съездить за урожаем яблок и поговорить с Варей по телефону.
Но видимо в этой поездке он попал где-то под сквозняк, так как почувствовал лёгкое жжение на верхней губе.
В понедельник 9 сентября, вышедший на работу Платон узнал, что вместе с Таней Линёвой уволилась и Наташа Буянова. А на работу в Отдел Главного технолога перешёл, окончивший в этом году МВТУ, старший нормировщик цеха — старший инженер Василий Гаврилович Юров. Но ушёл он не один, а взял с собой в свою новую группу, тоже в этом году окончивших техникум, нормировщицу Галину Егорову и почти тридцатилетнего токаря Геннадия Дьячкова.
Но в нормировщики цеха, под начало экономиста Лидии Ворониной, перешла, тоже окончившая техникум, черноглазая нарядчица цеха — тридцатипятилетняя шустрая брюнетка Лида Гурова.
Взамен уволившихся и перешедших в другие подразделения предприятия в сентябре в цех пришли новые сотрудницы. Табельщицей стала бывшая школьница — высокая, стройная, голубоглазая, ещё семнадцатилетняя блондинка Марина. В Планово-диспетчерский отдел из ОТК и тоже после техникума перешла Галя Предкина. А перешедшая из другого цеха в их ОТК, плотная и очень общительная, всегда всем добродушно улыбающаяся, брюнетка Света Монакова, сразу стала уважаемой любимицей всех станочников и ОТК, в частности специализирующейся на фрезерных работах Нины Степановны Ситниковой.
А главным механиком цеха вместо Дмитрия Ивановича Макарычева стал Сергей Александрович Тараканов, а на его место начальником слесарей-ремонтников был переведён Алексей Иванович Поджарков.
Так что переход Кочета на новую работу внутри цеха на фоне других переходов, уходов и приходов, остался практически не замеченным.
К среде 11 сентября и советские танки покинули Прагу.
— Опять среда подтвердила, что она мой день приключений! — снова про себя заметил на работе Кочет.
И действительно, это оказалось так, когда Кочета и Саторкина преподавательница Сумская опять не допустила на свои занятия.
— «Я же вам ещё тогда сказала, чтобы вы шли к декану факультета!? Пусть он сам решает вашу судьбу!» — сухо объявила она.
— «Ну, что, Вить, делать нечего, пошли прямо сейчас!» — предложил Платон, от волнения ставшему сильно заикаться, Саторкину.
— «Да, п… пошли! Только д… давай т… ты будешь говорить!».
— «Конечно! А ты будешь дополнять, если я что-то упущу!».
И они пошлина к заведующему кафедрой «Начертательной геометрии и черчения» профессору Христофору Артемьевичу Арустамову, по Сборнику задач по начертательной геометрии которого они до этого занимались.
Он оказался человеком пожилым, крупным и грузным, но ещё сохранившим мужскую красоту. Христофор Артемьевич родился 15 сентября 1899 года в Баку. После окончания гимназии работал на нефтепромысле, затем служил в Азербайджанской ЧК.
В 1922 году был направлен на учёбу в Московский механико-машиностроительный институт имени Н.Э. Баумана, впоследствии МВТУ.
Студентом принимал активное участие в деятельности училища, преподавая математику на подготовительных курсах. Поэтому по окончании института он в 1931 году был оставлен преподавателем на кафедре «Начертательная геометрия». А уже в 1932 году Х.А. Арустамов возглавил свою кафедру, получил звание и должность доцента. В течение многих лет он оказывал большую академическую помощь студентам-рабфаковцам по высшей математике, теоретической механике и сопротивлению материалов.
В эти же годы он участвовал и в испытаниях теплосиловых систем московских электростанций, фабрик и заводов. Одновременно Х.А. Арустамов состоял инспектором Рабоче-крестьянской инспекции города Москвы по обследованию транспортного хозяйства столицы. В 1958 году он получил звание и должность профессора, и некоторое время был председателем экспертной комиссии ВАК МВО СССР по присуждению учёных степеней и званий. А теперь ему предстояло решить судьбу двух нерадивых студентов-вечерников.
Постучавшись и войдя, они представились секретарше:
— «Здравствуйте! Нас к Христофору Артемьевичу направила наш преподаватель Сумская!» — взял инициативу в свои руки Кочет.
— «Минуточку подождите! Сейчас доложу!».
— «Христофор Артемьевич, к Вам эти двое, от Сумской!» — войдя к заведующему кафедрой, не прикрыв дверь, спросила она, тут же повернувшись и пригласив их на Голгофу.
— «Здравствуйте! Разрешите?! Мы…» — начал, было, Платон, но был остановлен жестом начальника, показавшим на ковёр перед своим столом.
И они молча повиновались, встав рядом на некотором расстоянии напротив стола Арустамова.
— «Я знаю, кто вы и что натворили! За такое хулиганство и оскорбление преподавателя вы будете исключены из института! И не надо здесь сейчас оправдываться и просить меня оставить вас! Такая подлость не прощается!» — неожиданно мощно и напористо начал он.
— Вот это да!? Я приплыл! Опять меня выгоняют из вуза?! А за что?! За то, что я хотел всего лишь помочь глухому преподавателю понять, как пишется моя фамилия, и упростил ответ?! Нет! Я буду за себя бороться! Просто так меня теперь не выгнать! — молниеносно пронеслось в мозгу Кочета, заставив его всего собраться, взять себя в руки, и начать быстро анализировать обстановку.
В этот же момент, от неожиданности испугавшийся и растерявшийся, пытавшийся было возражать, Виктор Саторкин, начал заикаться, судорожно хватая ртом воздух.
Ведь такой исход его учёбы в институте означал крах всей его жизни, надежд его необразованных родителей, делавших ставку на получение высшего образования их единственным сыном. Ведь после этого его неминуемо ждала служба в армии. А это в его понимании было совершенно недопустимо. И, чтобы спастись, «лягушка начала сверх интенсивно работать лапками». Но сильное волнение, вызвавшее такое же сильное заикание, не позволило ему выдавить из себя что-то членораздельное, кроме смешного мычания. И в этот момент Платону стало очень жаль Виктора.
— Бедняжка! Как же он сейчас смешон и жалок?! Полная потеря чувства собственного достоинства! Я до такого позорища и самоунижения никогда не опушусь! Слабак! Ему надо срочно заткнуть рот, чтобы не позорился! — решил Кочет, решительно, чуть ли не грубо, перебив Виктора.
— «Вить! Подожди, помолчи! Слушай, что тебе говорят!» — дёрнул он за рукав товарища по несчастью.
И тот замолчал.
А Платон это сказал и сделал не случайно, имея целью сначала дать Арустамову до конца высказаться, а потом действовать по обстановке.
А тот, почти до смерти напугав оппонентов, продолжал стыдить их, теперь апеллируя к надеждам их родителей и к их испорченным жизням.
— «Так если вас отчислить с соответствующей формулировкой, вас никогда
