Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк
Продолжался период укрепления советской власти и колхозов. Повышалось благосостояние крестьянских семей, росли дети Наума и Екатерины. Осенью Сарычевы выдали замуж за работящего односельчанина Петра Васильевича Федянина свою старшую дочь Марию.
Поздно вечером, уже в темень, Аня, работавшая в то время нянькой у дяди Данилы, с матерью пошла к бабушке Фене за посудой для свадьбы сестры.
— «Пойдём, дочка, к матушке, Надо попросить посуду. Нам надо много посуды!» — позвала её мать.
Пошли они по петляющей меж домов тропинке. И вдруг они оказались на навозном кругу Сухановых. Громкий и заливистый смех матери невольно поддержала и младшая дочь.
Но саму свадьбу она не видела, так как пора было возвращаться в дом дяди на работу.
В селе свадьбы были часты, так как молодёжи было много.
На этой первой свадьбе своих детей Екатерина Леонтьевна вдоволь натанцевалась не только в кругу своих подруг, но и на пару со своей сестрой — красавицей Аксютой. Расклешенная юбка, кофточка с рюшками и бисером на груди, гармонично дополняли обрамлённое курчавыми волосами красивое лицо сестры, в голодный 1933 год уехавшей в хлебный город Ташкент.
Молодым отдали лучший передний угол.
Сами же родители перешли пока на печку. Со временем молодой семье отстроили новый дом и помогли обзавестись скотиной.
Все их другие старшие дети уже окончили школу, включая Тимофея, а Юля даже отучилась на бухгалтера в Сорочинске. И лишь Михаил, Зоя и Александр продолжали ходить в школу.
Однажды молодая учительница Елизавета Алексеевна, складывая тетради на своём маленьком учительском столе и отвечая на вопросы ребят, попросила:
— «Зоя, подойди сюда!».
Она открыла толстую книгу и, взяв из неё сложенную вдвое тетрадь в синей обложке, тихонько подтолкнула девочку к выходу.
В коридоре она проговорили Зое, нагнувшись к её уху:
— «Эту тетрадь отдашь Тиме. Отдашь сразу, как придёшь. Не потеряй!».
И учительница сама положила тетрадь в сумочку из разноцветных клинышков, висевшую через плечо ученицы.
Весь двухкилометровый путь от школы до дома Зоя проделала в одиночку. Подружки уже давно убежали. Медленно проходя по глубокому рыхлому снегу через мост и мимо колхозной конюшни, она раздумывала: что в тетрадке? Рисунки или фотокарточки?
У сарая деда Романа она остановилась.
Здесь сугроб был почти до крыши, но вдоль стены ветер его выдувал, образуя впадину. Здесь, в затишье, Зоя и остановилась. Присев на корточки, она открыла сумку, достала тетрадь и развернула её. Все страницы были полностью исписаны карандашом крупным размашистым почерком. Прочитав несколько строк, Зоя потеряла интерес к тетради. Тогда она вылезла из своего укрытия и ускорила шаг.
Вот и вётлы дяди Данилы, а дальше Суханов лог, затем тропинка повернула налево к дому Тимошки Микишкова, и всё — дальше дом. Но на пути её ждала преграда. Вдруг из-за сугроба выскочила жёлтая поджарая собака и бросилась Зое под ноги, хватая её за полы шубы и за колени. Это оказалась, жившая во дворе у тёти Дарьи, злая собака Пальма.
Зоя от испуга подпрыгнула на месте и побежала что есть духу. У дома Сухановых собака отстала. Девочка сбавила темп. Очень мешали чулки, спустившиеся с ног и забившиеся в носки валенок. И уже саднили красные поцарапанные коленки.
Высокую дверь в кухню открыла мать. Все сидели за столом, от которого шёл аппетитный запах щей — семья уже обедала.
— «Укусила собака? Отец, скажи Дарье, пусть привяжет Пальму!» — сняла мать с плеча дочери сумку, затем шубу и валенки.
Она потёрла её колени своими мягкими целебными руками, и Зое сразу полегчало.
— «Садись, а то тебе не оставим! Все уже пришли из школы, а тебя всё нету!?» — подбодрил сестрёнку Тимофей.
— «Это всё из-за тебя! — тут же ответила Зоя — На, возьми, невеста прислала!» — протянула она тетрадь брату.
— «О-го-го! Вот это письмо, целая библия!?» — вмешался другой брат Михаил.
Тима вспыхнул, как ясно солнышко, своими ярко голубыми глазами с укором взглянув на сестру. Он взял тетрадь и положил её под себя, продолжая обедать. И тут Миша не выдержал и засмеялся, но был остановлен сердитым взглядом отца, сделавшим замечание и предостерегающий жест ложкой:
— «Молчи, пострел, везде тебе есть дело!».
До конца обеда никто больше не проронил ни слова. Этому способствовала и вкусная, отдававшая мёдом, тыквенная каша с маслом, и предстоящий в эту субботу их традиционный банный день.
После обеда вся семья начала готовиться к бане. Мать с Михаилом, с удовольствием бравшимся за любую работу, направилась во двор топить маленькую, сложенную из самана, баню. Топили её только по-чёрному. Под котёл клали кучку кизяка, а для розжига использовали заготовленную с осени сухую полынь, горящую как порох. Её едкий дым давал специфический горький запах, щипавший глаза и закладывавший дыхательные пути. Поэтому после розжига каменки, дверь в баню открывали настежь.
Первыми мылись женщины.
А пока мылись мужчины, Екатерина Леонтьевна готовила бельё, пекла мягкие румяные сушки, и кипятила воду в самоваре.
Когда Наум Андреевич с младшим Сашей, уступив место в бане старшим сыновьям, уже сидел за столом, на котором шумел самовар, а сверху на нём дышал ароматом шалфея заварной чайник, в дом с криком в одних кальсонах неожиданно вбежал Михаил с красным пятном на животе.
— «Ах, заразы! Что там случилось?! — бросился отец к Михаилу, — Мать, скорей крахмалу!» — укладывая того в кровать.
Мать срочно натёрла сырого картофеля и приложила к ожогу.
Оказывается, так старший Тимофей пошутили над средним братом в бане — вместо холодной воды в ковше Михаила оказался кипяток.
Прошёл ещё год, когда в очередную зиму сразу ещё четверо детей Сарычевых покинули свою большую семью.
Вторая по старшинству дочь Юлия стала заведующей фермой колхоза «Победа» в Балейке.
Анну выдали замуж за Фёдора, и молодые тоже временно пожили в доме Сарычевых.
Тимофей по договору вместе с дядей Даниилом и группой мужчин уехал в Архангельскую область на заготовку леса.
А Миша тоже уехал к Юлии в Балейку, так как перешёл учиться в семилетку.
И в доме Сарычевых стало тихо и пустынно.
Но по субботам Михаил приходил всегда к родителям в Камышки. А так как он читал много и всё подряд, то приносил какую-нибудь книгу, коих в те годы было не много.
Зоя с завистью смотрела на книги брата, и, когда он уходил, вытягивала книжку из его сумки, пряталась за печку-голландку и читала. Когда Михаил возвращался и заставал сестру за этим занятием, то жаловался матери:
— «Почему она без спроса
