Ловушка для Махно. Любовь, предательство, героизм времен Гражданской войны - Владимир Положенцев
Бекасов зажмурил глаза. Пока нужно тихо послушать разговор комиссаров. Один из них, теперь не могло быть сомнений, Борис Думенко. Но каким образом командир крестьянского корпуса здесь оказался, где вообще он находится?
«Куда, говоришь, Бекасов после госпиталя попал?» «Не я говорю, он. На Турецкий фронт в 13-ое химическое подразделение. «Надо же, какое нужное совпадение». «Что?» «Судя по картам, которые ты привез, Деникин скоро начнет наступление. И первый удар нанесет не по Торговой, как мы ожидали, а сразу по Тихорецкой, через Егорлыкскую. Если карты, конечно, не липовые». «Что ты, Борис Мокеевич, из самого белого логова. Мне не веришь, у Бекаса спроси, когда в себя придет». «Хм, Петю, конечно, спрошу. Ну, предположим, кадеты пойдут через Егорлыкскую, тогда…». «А другого пути у них все равно нет». «Не перебивай. Надо бы их встретить у станицы. Небольшими силами. А основной удар нанести с запада, от Ильинской». «Как же малыми силами 10 тысяч бойцов остановить?» «Здесь, в Торговой, на запасных путях стоит пара вагончиков. Видимо, они предназначались для Южного фронта, да так здесь на полтора года и застряли. И в тех вагончиках- баллоны и снаряды с отравляющими веществами. Они бы нам очень теперь пригодились. Понимаешь?» «Понимаю, – ответил Ларнак.– Но не очень».
Повисла тишина, кажется, оба закурили, запахло дымом. А Бекасов размышлял. Первое, он уже на станции Торговой. Вероятно, на катере по лиманам через Шаблиевку по Среднему Егорлыку добрались. Второе, химические снаряды находятся здесь с Германской. То есть, не красные их сюда из Москвы привезли. Это хорошо, значит скорого химического пополнения комиссарам ждать не приходится. И, пожалуй, самое важное- карты из штаба фальшивые… Полковник Васнецов, во время последнего инструктажа ему говорил, что первый удар будет нанесен как раз по Торговой. Дивизией Боровского. С востока выдвинется генерал Эрдели, их поддержат орудия Богаевского, ну и так далее… А по этим картам выходит по-другому. Что бы это значило?
«Наш химический заслон у Егорлыкской остановит белых. Для того, чтобы открыть баллоны с газом много бойцов не нужно. Поэтому обойдемся малыми силами. Штук двадцать противогазов Зелинского есть. А когда ветерком кадетов проветрит, тех, что уцелеют, мы кавалерией помнем. Остальные побегут к Кагальницкой. У станицы Мечетинской, мы их окончательно добьем двумя засадными дивизиями». «Лихо», – сказал несколько дрогнувшим голосом, как показалось Бекасову, Ларнак. «Да, лихо. Только одна беда- нет у нас специалистов по химическому оружию. Разве что… Петя поможет».
Бекасов зажмурился так, что заболели глаза, чем чуть себя не выдал-вдруг бы в этот момент посмотрели на него. Получается, Думенко поверил, что добровольцы начнут наступление на Егорлыкскую. Но почему о подложных картах ему ничего не сказал Васнецов? И если бы Ларнак не побежал тогда в штаб, как бы липовые карты попали к красным? Никак. То есть получается… Нет, этого не может быть…
«Ладно, пусть пока Бекасов поспит. Если ранение несерьезное, завтра очухается, он парнем крепким был. Странно, что еще в себя не пришел». «Фельдшер ему морфина вколол».
Хлопнула дверь, это, вероятно, вышел Думенко. Вскоре ушел и Ларнак. Ротмистр приподнял голову. Заломило в затылке то ли от ранения, то ли от морфина. Оглядел себя. Туловище до пояса перевязано холщовыми бинтами. Именно бинтами, а не какими-то тряпками. Неплохо у красных поставлена медицинская помощь, подумал ротмистр. И морфин даже есть, не то что у добровольцев. Все обезболивающие, в том числе и кокаин перевели в Ледяной поход. И не только по прямому санитарному предназначению.
Дотянулся с лежанки до маленькой беленой печки, взял чайник, влил в себя почти все содержимое. Когда пил, осознал, как жадно требовал жидкости организм. В спине болело, но не сильно. Поднял правую руку, сжал и разжал пальцы. Слушаются, значит, действительно не сильно зацепило.
Что же делать дальше, как общаться с Ларнаком? Ясно, что он тоже человек Васнецова. Но как он мог зарезать, словно поросенка пожилого охранника в тюрьме? Или для достижения глобальной цели все средства хороши? Ладно, царство небесное служивому, но почему в штабе оказался полковник Васнецов и, главное, для чего Ларнак предложил Бекасову с ним разобраться? А если бы он его убил? Что, и это средство было бы приемлемо для выполнения особого задания? Какое же задание у Мокея? Вопросы, вопросы, на которые нет ответа. Ясно только, что вагоны с химической отравой в Торговой и до них нужно во что бы то ни стало добраться.
Как и обещал полковник Васнецов, к Бекасову перед посадкой в тюрьму, привели «знатока», служившего в химическом подразделении. Правда, как выяснилось, в хозяйственном взводе. Тем не менее азы применения боевых отравляющих веществ прапорщик знал. Описал, как выглядят снаряды с хлорпикрином и синильной кислотой, как маркируются. Что представляют собой баллоны с хлором, как их располагать на передовой, как и когда открывать, учитывая направление и силу ветра. В общем, ничего сложного. Обладая хорошей памятью, Бекасов все это легко запомнил.
За крохотным окном домика железнодорожного смотрителя, а Бекасов не сомневался, что находится именно в нем (рядом пути и паровозная водяная колонка), послышались голоса.
Прыгнул на топчан, закрыл глаза. Дверь скрипнула.
«Я тебе говорил, Тимофей, что нужно слушать Ларнака, с ним не пропадешь». «Поглядим, – ответил Тимофей.– Хитрый ты больно, Ильюха, гляди как бы на свою хитрость тебе не напороться». «Не пугай, еще хуже будет». «Не сомневайся».
Бекасов открыл глаза, изобразил улыбку.
– Принесли вам каши, – сказал без всяких эмоций Тимофей, – товарищ Мокей велел. Говорит, как очнется есть захочет.
Великан поднял котелок с кашей. Запахло вареной кукурузой.
– Будете, что ль?
– Обожди, – сказал Илья. – Пусть глаза-то хоть нормально продерут, все же раненный.
– А-а, – махнул свободной рукой Тимофей, – у меня таких ранений на фронте десяток было. Подумаешь, пуля слегка мясо порвала.
– Да-а, повезло вам, ваше благородь.
– Спасибо, товарищи, – наконец ответил Бекасов. – Умыться бы.
Тимофей помог ротмистру дойти до рукомойника, который был прибит у входной двери. Под ним стояло ржавое ведро.
Не успел как следует сполоснуть лицо, в комнатку вошел Ларнак. Велел Илье и Тимофею удалиться.
– Вижу вы в полном порядке, – весело сказал он.
– Думать и ходить могу, – ответил Бекасов.
– Это главное. Чудом мы спаслись. Я обязан вам жизнью, товарищ Бекас, вы закрыли меня своей грудью, вернее, спиной.
– Полно, товарищ Мокей, – сделал вид, что засмущался ротмистр. Он, разумеется, не собирался выкладывать своей догадки Ларнаку. Сам рано или поздно раскроется. – Пустяки.
– Мы на станции Торговая. Завтра сюда приедет помощник главкома Красной армии Сорокин, – продолжал уже по-деловому комиссар Ларнак.– Ваш приятель Думенко уже здесь. Он, кстати, заходил когда вы спали. Будет военный совет, на который хотят пригласить вас. Так сказал Думенко.
– Зачем?
– Не знаю, – соврал Ларнак. Не сказал, что Бекасов нужен красным, как специалист по химическому оружию.
Лихого казака, помощника главкома Красной армии Северного Кавказа Ивана Лукича Сорокина, встречали помпезно, с хлебом солью и оркестром. Думенко расцеловался с ним три раза в обе щеки, крепко стиснул в объятиях.
Сорокин теперь был в силе. Алексея Автономова, командовавшего до Карла Калнина Северокавказской армией и обеспечившего оборону Екатеринодара от Корнилова, за непослушание Троцкому, отозвали в Москву. Творил Алексей Иванович что хотел, никто ему был не указ. Да еще напрочь поругался с гражданской властью Кубано-Черноморской республики, из-за чего затруднилось снабжение армии продовольствием, а часть ее бойцов и вовсе перешла к белым. Положение латыша Калнина тоже, как многие считали, было шатким. И он чем-то не угодил Троцкому. Возможно, тем, что когда возглавлял войско Кубано – Черноморской
