Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни
– В тот день, когда она прибыла в Лахор, я велел отмыть всю дорогу от ворот Акбари до форта, чтобы ног Лайлы не коснулась грязь. – Он умолкает ненадолго и смотрит на меня. – Некоторые считают, что я безумец, раз пошел на такое ради лошади. Но как по мне, приобретение самой красивой – а теперь и самой знаменитой – лошади в мире того стоило. А ты как думаешь?
Я знаю, что мне следует согласиться. Но не могу перестать думать о тех сикхах, что погибли на далеком поле битвы, чтобы исполнить каприз правителя, о том, как они поворачивали лицо к дому и глаза их затуманивала смерть.
Я опускаю голову.
– Лайла императрица среди лошадей. Но мне грустно, что ради нее было потеряно столько жизней.
Я прямо слышу в ушах голос Манны, который кричит: «Глупая ослица! Неужели ты не можешь соврать ради семьи?» Я хорошо умею врать и сто раз это делала ради Джавахара. Но я не хочу обманывать Саркара. Если придется за это заплатить, значит, так тому и быть.
Я жду неудовольствия махараджи, но он молчит. Я поднимаю голову и вижу странное выражение у него на лице.
– Мало кто решился бы вот так со мной не согласиться. Ты храбрая. Мне это нравится. Пойдем погуляем в саду.
На ходу он срывает розовую розу и дает мне. Я втыкаю ее в волосы. Саркар рассказывает про охоту: про загонщиков, оружие, полные колючих ветвей дремучие заросли, где темно даже в полдень. Британцы сидели на слонах, вдали от опасности, и стреляли из ружей, а он верхом на Лайле вел охотников за собой. Он пронзил копьем дикого кабана.
– Но англичане все равно считают, что заслуживают быть хозяевами Индостана.
Я остро чувствую горечь в его голосе. Как смеют эти чужаки думать, что они лучше моего Саркара?
Он рассказывает мне истории, одну за другой. Первый раз он был в бою в десять лет, когда отец взял его с собой осаждать Сахиб Сингха в форте Содхра.
– Отца опасно ранили. Рана загноилась. Ему пришлось вернуть в Гуджранвалу. Лежа на носилках, он поставил тику у меня на лбу, назвал меня своим наследником и приказал мне вести армию. Когда союзники Сахиба об этом узнали, они бросились в атаку.
Я представляю себе, каким он был мальчиком: маленький, худенький, щурится из-за пыли, которую подняла приближающаяся армия. Напуган ответственностью, которая внезапно на него свалилась. Но когда он отдавал приказы, голос его звучал спокойно и решительно. После того как пыль улеглась, с врагом уже было покончено. Ранджит Сингх ехал во главе своих войск, победно подняв меч.
– Последнее, что услышал мой отец, – новости о моей победе. Приехав домой на его похороны, я увидел улыбку на его мертвом лице. Так мне стало легче переносить отсутствие отца.
– А вы не боялись?
– Ужасно боялся, – как ни в чем не бывало признается он. – Но когда битва началась, меня охватила леденящая ярость. На такие бесполезные вещи, как страх, времени не осталось. Да и что может быть лучше, чем умереть среди верных людей с криком «Сат шри акал»[40]?
И правда, есть ли лучший способ жить или умереть?
– А это вы тогда потеряли… – я запинаюсь от смущения, – глаз? – Я представляю себе удар меча. Кровь. Мальчика-героя, который сражается, несмотря на мучительную боль.
Он смеется.
– Глаз? Нет, у меня в детстве была оспа, тогда это и случилось.
Я никогда еще не встречала человека, который настолько спокойно относится к правде. Я зачарована и забываю о вежливости.
– Расскажите еще!
Саркар снова смеется и начинает рассказывать про другие свои приключения. Про то, как он охотился один, а предатель Хашмат Хан устроил на него засаду. Он вернулся с головой Хашмата на копье. Ему было тринадцать. А потом про то, как он уничтожил армию Шах-Замана из тридцати тысяч афганцев, а у него солдат было только пять тысяч. И как он отбил Лахор у продажных вождей Бханги, не сделав ни единого выстрела.
Потом махараджа останавливается и озадаченно усмехается.
– Я не привык говорить о себе. Но ты так меня слушаешь, будто всем телом на меня настраиваешься, и хочется продолжать…
Я не вполне понимаю, что он имеет в виду, но мне приятно, что он доверяет мне достаточно, чтобы рассказывать истории из своей жизни.
– Еще, пожалуйста!
Он отворачивается, бормоча про себя что-то похожее на «глупость», потом свистит, и к нам мчится Лайла. Саркар вскакивает в седло.
– Пора отвезти тебя домой, к отцу, – говорит он отрывисто.
Я прячу разочарование и ставлю ступню на ногу Саркара. В седло я забираюсь с первой попытки. Я в восторге и жду похвалы, но он думает о чем-то своем. Может, я ему надоела? За спиной у нас слуги, которых до сих пор не было ни видно, ни слышно, разбирают золотой шатер, почтительно отводя от нас взгляд. Я пытаюсь нащупать розу в волосах, но она, наверное, выпала, когда мы гуляли.
В крепость мы едем молча. Я остро ощущаю руку повелителя у себя на талии, хотя для него, похоже, это не очень много значит. Что я чувствую к этому человеку, ровеснику отца, но такому харизматичному и интересному? Я только знаю, что не хочу, чтобы наша поездка заканчивалась. Как и раньше, вокруг никого нет. Наверное, Саркар отдал такой приказ. Он не хочет, чтобы кто-то видел меня с ним. Это ради моей репутации – или ради его?
* * *
Когда мы возвращаемся в хижину, я расстроена: слишком уж быстро все закончилось. У окна, за мешковиной, я замечаю движение. Манна. Мне страшно даже подумать о том, как жадно он будет меня расспрашивать.
Я слезаю с Лайлы, чувствуя себя внезапно очень одинокой.
– Надеюсь, тебе понравилось. – У Саркара тон человека, который дал импульсивное обещание, но теперь оно исполнено.
Я знаю, что мне следует соблюдать такую же вежливость. «Да, господин Саркар, спасибо за вашу великую доброту». Но вместо этого я собираю все свое мужество и цепляюсь за седло. Может, он сочтет меня дерзкой. Может, отругает. Но я должна это сделать – не ради Манны, ради себя.
– Я смогу вас снова увидеть?
Он хмурится.
– Чтобы покататься на Лайле?
– Нет. Просто чтобы побыть
