Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

«Зинаида Васильевна в войну была разведчицей, – рассказала потом Людмила Михайловна, – и с парашютом в тыл врага прыгала, и „языков“ брала, вы должны понимать, ребята». Ну да, одним из любимых занятий физрука было показывать им, как ходить, чтобы не было слышно, перекатывая ступню вбок с носка на пятку, чтобы ни веточка не хрустнула. А у Верки хрустнуло, так что ж, до свадьбы заживет, как любили говорить детям взрослые.
И ведь они реально так думали, сделал открытие Горка, когда стало ясно, что случай с Веркой Уфимцевой не привел ни к каким последствиям, не считая того, что ее на месяц освободили от физ-ры. Дети рассказали, конечно, о случившемся родителям, но никто и ухом не повел, даже тот же школьный комитет, в котором состояла мама Светки Лифантьевой, – никаких разбирательств, ни упрека физруку… Может, потому, что ее очень уважал директор школы, сам, говорили, фронтовой офицер.
Фамилия директора была Григорьев (Леонид Иванович), но школяры за глаза называли его не иначе как Крык. Он ходил всегда в сером двубортном пиджаке и брюках, похожих на галифе, только зауженное, которые он заправлял в высокие хромовые сапоги. Эти сапоги, кажется, были предметом гордости директора, – они всегда были начищены до блеска и издавали при ходьбе вот этот самый скрипящий звук – крык, крык, крык, и директор, складывалось впечатление, вышагивал так – как гусь, – чтобы этот «крык» звучал как можно более отчетливо.
И он ни с кем не разговаривал, – молча ежеутренне совершал обход школы, во дворе и в здании, иногда заглядывая в классы и кивая училкам, и уходил в свой кабинет. Говорили, что на войне он сорвал голос, но Горка знал, что это не так, потому что с ним Крык однажды заговорил.
Он вошел в туалет, когда Горка, пописав, разглядывал порозовевшие тетрадные листки – там, среди кала и мочи, – и соображал, отчего они порозовели. Крык встал рядом, тоже принялся писать, потом искоса посмотрел на Горку и вдруг спросил: «к органической химии готовишься? Молодец».
Застегнулся и вышел.
Горка не понял, какое отношение испражнения имеют к органической химии, но догадался, что директор принял его за старшеклассника, и это вызвало в Горке нечто вроде гордости: он всегда хотел быть взрослее. И сам факт, что с ним заговорил директор, который ни с кем не разговаривает, тоже, конечно, возвысил Горку в его собственных глазах.
А однажды они с Витькой Масловым, с которым Горка сошелся, потому что тот тоже знал много больше школьной программы, поняли, что значит Крык в ярости и почему его все боятся. Они болтали в коридоре у окна неподалеку от директорского кабинета и вдруг услышали ужасный, буквально звериный рев. В следующее мгновение дверь кабинета с треском распахнулась, и Крык выволок в коридор какого-то мальчишку, по виду класса из пятого, и со всего размаха дал ему пендель. Пацан полетел по воздуху, размахивая руками, а Крык развернулся и захлопнул за собой дверь.
Они онемели, а потом чуть не попадали со смеха.
– Ты видел, ты видел! – придушенно кричал Витька. – Он ему «щечкой» влепил, как по мячу! Сапогом!
Горку подмывало, конечно, рассказать об увиденном родителям, но, поразмыслив, он решил, что лучше не надо: кто его знает, как бы они себя повели, особенно мама, а школа Горке нравилась – в общем, его хвалили, ставили в пример, – так что… Сдержался.
Вообще, 56-й год начинался отлично, как ни посмотри. В июне у родителей вышла маленькая радость – правительство отменило плату за обучение в старших классах, до которых Горке было уже рукой подать, в разгар лета вышел закон о пенсии с шестидесяти лет для мужчин и с пятидесяти пяти – для женщин, – опять у отца случился повод «обмыть» (матери, как неработающей, это не касалось, конечно, а отец тут же подсчитал, что пенсия в половину от его зарплаты полторы тысячи рублей – это вполне), потом репродуктор и газеты принялись громыхать сообщениями об освоении целины, сулившем изобилие зерна и мяса, косяком пошли песни про целинников (самую популярную в народе тут же испохабили – вместо «едут новоселы по земле целинной, / песня молодая далеко летит» пели «едут новоселы, рожи невеселы: / кто-то у кого-то спиздил чемодан»), потом оказалось, что у СССР есть первый в мире пассажирский реактивный самолет… Горку все эти новости волновали мало (кроме как про самолет – вжик, и через три часа на другом конце Земли, здорово!), но он видел, что отец с матерью как-то… подобрели, что ли, в том числе друг к другу, стали чаще улыбаться, и это поднимало и ему настроение.
Все оказалось перечеркнуто одним днем глухой осени. Отец опять явился с работы сильно пьяным и опять в компании Гируцкого («это просто бес какой-то», – прошипела мать) и с порога сообщил в пространство: «разоблачил культ, с-сука, получи!»
Наутро (отец не зря был примерным коммунистом, первым узнавал) репродуктор и газеты загромыхали сообщениями о контрреволюционном мятеже, о попытках вырвать венгерский народ из братской семьи; отец слушал, читал, плевался… Так продолжалось чуть ли не до нового года.
Сулит Казань
Репродуктор вещал не переставая. В шесть утра он включался сам по себе, гремя гимном СССР, в полночь умолкал, сыграв его же, а в промежутках – помимо хоров и бунчиковых с нечаевыми – сообщал разные важные новости на русском и татарском. По-русски Горка понимал, разумеется, и быстро усвоил, например, что стопудовый урожай – это выдающееся достижение советских хлеборобов (про этот урожай и песня была, кстати) и что благодаря партии и правительству в стране неуклонно снижаются цены на продукты питания и товары широкого потребления, а по-татарски не понимал ничего, но его смешил театрально форсированный баритон диктора, начинавшего сводки новостей со слов «Казан сейли». Отец, говоривший по-татарски (но при этом категорически не способный перевести татарские песни), объяснил, конечно, сыну, что «сейли» значит «говорит», но Горке всегда слышалось «сулит», и это его смешило: каждый день что-нибудь да сулят. На русском, впрочем, было то же самое, но Горка об этом не задумывался.
И вот этот «продуктор», как не без ехидства говаривали соседские бабки, однажды взял и замолчал. Ну, то есть не совсем замолчал, а стал почти неслышим