Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин
Дорога на нашем пути часто в овечьем «горохе», лошадиных «каштанах» и коровьих «лепешках». Это убегают от нас на север, гоня свой скот, жители деревень, не подозревая, что в той стороне их ждут когорты и турмы Пятнадцатого легиона. Наши конники не дают никому обойти нас, вернуться домой. Часто захватывают отставших или зазевавшихся людей, которых тут же продаем работорговцу-иллирийцу, рискнувшему сопровождать нас. Я пообещал солдатам, что деньги будут поделены между всеми после окончания похода. Еще им попадаются неторопливые коровы и недостаточно шустрые бараны, делая солдатский стол сытнее и разнообразнее. Да и в деревнях порой находят ценные вещи, зерно, бобы, овощи, домашнюю птицу… Легионерам такая служба больше по душе, чем с утра до вечера махать лопатой или кайлом на строительстве дороги и жить на скромном пайке. К тому же, потерь пока нет, если не считать бытовой травматизм.
Первую неделю повстанцы убегали от нас. Начиная со второй им, как догадываюсь, предложили расхлебать кашу, которую заварили, и за нами начали следить патрули из трех-четырех человек. Они сопровождали нас, двигаясь по верхушкам гребней. Иногда появлялись в тылу и быстро прятались. Я бы на месте Мардина устроил засаду, причем не там, где удобно, а там, где не подумаем, где не будет проверять склоны у дороги. После полудня я ездил в сопровождении пары турм, осматривал, где на следующее утро будет идти, прикидывал, где сам бы устроил засаду и где не подумал бы, что она есть. Таких мест хватало.
На девятую ночь я после восхода полной луны вместе с лучниками выдвинулся к одному из тех мест, где бы не подумал, что можно устроить засаду. Мы миновали его и залегли там, где устроить ее следовало бы, где обязательно проверим, в надежде, что враги рано утром пойдут на предыдущую. Ночью дежурили по очереди, слушая привычные звуки птиц и животных. Утром я расставил лучников, приготовился сам. Прождали напрасно. Когда с нами поравнялась колонна, присоединились к ней. Или нас заметили, или пока не додумались сделать засаду в неожиданном месте. На десятую ночь тоже не получилось. На одиннадцатую я выслал саггитариев, оставшись ночевать в разрушенной деревне.
Закон подлости сработал. На рассвете мы подожгли все, что горит и потянулись по дороге к следующей деревне. В авангарде скакала одна из турм. За ней шла когорта и ехали две турмы и молодые римские бездельники, изображавшие великих воинов. Еще две отправил посмотреть, что там справа и слева от нашего маршрута. Только удалились километра на полтора от деревни, как услышали, что впереди идет бой.
— Конница, за мной! Пехота догоняет быстрым маршем! — приказал я и поскакал вперед.
Далматы таки попали в нашу засаду, когда шли организовывать собственную. Было их сотен шесть, напополам пешие и конные. Последние по большей части ездили на мулах и ослах. В горах это более удобный транспорт, чем лошадь. Они сперва отступили, потеряв из-за внезапного нападения пару сотен воинов, а потом поняли, что саггитариев мало и ломанулись в атаку, поднимаясь вверх по пологому склону, густо поросшему маквисом. Не лучшее место для прогулок.
В этот момент и подоспел я с двумя турмами. Атаковали с ходу, несмотря на явное численное превосходство противника. Я напал на всадника в шлеме римского легионера и офицерской лорике сквамате (чешуйчатый доспех) без рукавов, предположив, что это Мардин. Не стал проверять, пробьет моя пика доспех или нет, сделал вид, что целюсь в живот, а, когда враг, явно не имеющий опыта конного боя, стоявший неподвижно, закрылся небольшим круглым кожаным щитом, в последний момент уколол в шею слева. Этого хватило, чтобы он свалился на землю. Следующему, оказавшемуся справа и имевшему всего лишь кожаную куртку с короткими рукавами, вогнал острие пики в правый бок. Еще одному попал в правое бедро, и он от боли выронил копье, после чего был добит кем-то из моих подчиненных. Затем погнался за парой на мулах, скакавших довольно резво, и попал между лопатками, шевелящимися под темно-коричневыми кожаными куртками из коровьих шкур. Дальше заметил, что человек десять окружили трех римских юнцов, поспешил им на помощь. Четырьмя быстрыми ударами в спину резко сократил количество нападавших. Остальные враги сразу рванули наутек.
— Догоните и убейте их! — рявкнул я растерявшимся членам моего клана, а сам поспешил на помощь саггитариям, на которых наседали пехотинцы с копьями длиной метра два с половиной.
Моих подчиненных спасал густой маквис, а для врагов он стал ловушкой, потому что уклониться от моей пики или отскочить вбок очень трудно. Попробовали закрыться щитами — и получили стрелы в спину. Я начал разворачивать коня и увидел подбегающих легионеров. Они сразу вступили в дело, добив раненых врагов и погнавшись за уцелевшими, которых неплохо выкашивали саггитарии. Легионеров обогнали наши всадники. Бой перешел в стадию избиения удирающих, поэтому я остановился, осмотрелся. Дорога и обочины были завалены телами. Не меньше трех сотен намолотили, а с теми, которых догонят и убьют, не меньше четырехсот наберется.
Увидев сидевшего на земле юношу-далмата, раненого в правое плечо, из которого торчал небольшой кусочек древка обломанной стрелы, отогнал двух легионеров, собиравшихся расправиться с ним:
— Он нужен мне живым! — и приказал пленному на армейском языке: — Вставай!
Юноша понял меня, поднялся, прижав левую ладонь к ране ниже куска древка. У критских лучников стрелы с зазубринами, чтобы непросто было выдернуть. Я показал ему пикой, чтобы шел к первому убитому мной врагу, который лежал навзничь с открытым ртом и наполовину слезшим с головы шлемом в луже собственной крови, натекшей из развороченной шеи.
— Это Мардин? — спросил я.
— Нет, Азад, — ответил молодой далмат.
— А где Мардин? — задал я следующий вопрос.
Он посмотрел на другие тела, валявшиеся на дороге, пожал плечами, произнес:
— Не знаю. Ускакал видать.
Жаль! Если бы убили вожака восстания, можно было бы закончить поход и вернуться в Салону. Мне уже надоело шляться по горам.
Всего мы намолотили четыреста восемнадцать врагов. Собрали трофеи, из которых
