Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов

И, строгий, худощавый, деловитый, первым покинул салон. За ним вышли Бекасов и матросы.

…И вот мы снова идем. «Стрела», окутанная непроницаемой мглою, мчится полным ходом вверх по течению хмурого Енисея. Мокрый снег, разбиваемый встречным ветром, липнет на палубе, на рубке, как пластырь. Стерляжий приподнятый нос «Стрелы» мнет рыхлые льдины. Прожектор, нащупывающий левый берег, теряет свой ослепительный белый свет в толще снежной пороши.

– Эх, и погода же здесь, – ворчит матрос Васюк. – Ну что это такое, товарищ? Пять часов подряд валит снег. Я думаю, мы, пока дойдем до гавани, обрастем льдом. А смелый человек Большой Лоцман: полный ход дал!.. Значит, хорошо знает фарватер. Люблю смелых людей: с ними веселее жить. А глупых не люблю. Глупый человек сейчас бы пустился в рассуждения: да как это можно? Да не опасно ли? Да не лучше ли не рисковать? Да то, да се… Эх, ну и погода! – И, пританцовывая у прожектора, поворачивает сноп света то вправо, то влево.

А холодно! Ночь, снег и ветер…

Трап, ведущий с мостика, заметен снегом. Придерживаясь за настывшие поручни, я сошел вниз. В салоне на широком диване всхрапывал толстый, спокойный Пивников. Под круглым столом, стукаясь о ножки, каталась черная бутылка. Мужик с закрученными усами курил трубку, восседая на двух сдвинутых стульях.

– Хорошо плывем, паря?

– Хорошо, – ответил я мужику.

– Погода-то, паря, не приведи господи какая. А доброй погоды теперь неоткуда ждать. Время минуло. Правильно он рассудил, Григорий Иваныч. Ежели в эти три дня лес не возьмем из гавани, там ему и хана… Застынет во льдах. В этом и дело. А мужик он хваткий. Вслепую, где промером, где так, а непогодицу одолеет. Непременно. Бывалый лоцман. Не зря его прозвали прелюбовцы Большим. Случалось и мне плавать с ним по Кизыру…

Слушая мужика, наблюдая за перекатами черной бутылки, я задремал.

…Утром мы были в гавани.

Сибирь, 1947 г.

Павлуша-проводник

1

С Павлушей-проводником у меня связаны воспоминания об одном путешествии по тайге, когда я чуть не утонул в горно-таежной речке Жебек. Интересное это было путешествие, но самое яркое впечатление о нем оставил в памяти мой проводник Павлуша.

Весной и летом 193… года мне пришлось работать агрономом-консультантом в экспедиции научно-исследовательских работников, изучавших растительный и животный мир сибирской тайги в бассейне реки Енисея. Помню, в июне, в день солнечного затмения, я выехал с проводником Павлушей из приискательского города Артемовска в тайгу. Горными тропами нам нужно было пробраться к Верхнему Сесиму, где находилась временная база нашей экспедиции.

В это время из Артемовска на Верхней Сесим еще никто не проезжал, даже не ходила почта, потому что на отрогах Саянских хребтов еще лежали толстые наметы снега, и все таежные реки, речушки, ключи были в знатном июньском разливе, а по взбухшему синему Енисею шла коренная вода.

Павлуша (я не помню его фамилии) обладал довольно невзрачной внешностью. Белобрысый, веснушчатый, с каким-то слишком спокойным выражением светло-голубых глаз, он с первого взгляда показался мне весьма недалеким деревенским пареньком, совсем не похожим на тех шустрых, находчивых и предприимчивых подростков, которых мне приходилось встречать в качестве проводников. Познакомился я с ним случайно. Три дня я бродил по Артемовску в поисках проводника с лошадью. И с кем бы я ни заговаривал из бывалых артемовских старожилов, все мне отвечали в один тон:

– Эко, чего захотели! Да кто же в эту пору поедет с вами на Верхний Сесим? Да ить это на верную гибель. Сесим со всеми притоками в разливе; Жебек, этакая подлая речушка, бурлит; Кизыр – не подступись… Господи, везде вода. Да и какая! Утопнешь, туды тебе и конец! Нет, хоша вы и ученый человек, а наших краев не знаете. Ране Петрова дня и думать нечего!

Но ждать июля я не мог: двадцать семь научных работников в ожидании агронома-консультанта и материалов, которые я вез, сидели без дела… «Да и почему не рискнуть? Подумаешь, дело – переплыть какую-то горно-таежную речушку!» – думал я в те молодые годы… И вот, на мое счастье, на четвертый день случай свел меня с Павлушей. Он приехал из Курагиной на отцовской пегой лошадке попытать золотое счастье в городе приискателей. Познакомившись с ним подле конторы прииска, я спросил:

– А ты в тайге бывал, паренек?

– Оно смотря где: у себя, в Курганской, бывал, – ответил Павлуша. – А вам в тайгу надо?

– Надо.

– Дак ить я с лошадью.

– Мне с лошадью и надо.

– А-а! – Павлуша призадумался и сдвинул ушастую шапку с затылка на лоб. – В тайгу на телеге не проедешь, а я ить приехал наниматься, вроде возчиком, руду возить. Да вот ишшо прораба нет… – (Было раннее утро.) – А возчики-то знаете сколько зарабатывают? – вдруг спросил Павлуша и внимательно осмотрел меня с головы до ног своими светло-голубыми глазами, точно устанавливал мою платежеспособность.

– Нет, не знаю, – ответил я.

– То-то и оно, не знаете!.. По семнадцати рублей! – Павлуша прибавил два рубля к существовавшей таксе.

– Только-то? – спросил я, изображая на лице веселое удивление.

– А рази мало? – Павлуша оставался серьезным.

– Я заплачу больше, – сказал я и предложил по тридцать пять рублей в сутки до Верхнего Сесима и по семнадцать рублей за обратный путь. – Овес будет мой, – добавил я. – Ну а сено – какое будет в тайге. Дорога трудная. Ехать придется только вьючно.

– Знамо дело, вьючно, – согласился Павлуша. – А задаток? Я ить без задатка никуды не тронусь.

Я поспешил тут же вручить деловому пареньку пятьсот рублей задатка и пятьсот рублей страховых. Это на тот случай, если Павлушин «пеганок» погибнет в таком опасном пути.

Много раз я потом вспоминал, что тогда этот с виду хрупкий белобрысый паренек словом не обмолвился о том, как труден будет наш путь. Точно я его подрядил на самую обычную работу.

2

Солнечное затмение застало нас на высоком снежном хребте горы километрах в пятнадцати от Артемовска. Это было забавное явление. Город приискателей был виден, точно на ладони, и так сверкал, словно был полит серебром. Внизу перед нами в отдалении гулко шумел полноводный Кизыр и темнел хвойный лес, а по обе стороны от нас тянулся белый хребет с редким хвойным лесом… И вдруг яркий солнечный день постепенно начал темнеть, точно между землею и небом летела какая-то гигантская птица, отбрасывающая огромную тень на землю. Небосклон в этот момент был чистый и приятно, по-июньски, голубой. И вот совсем потемнело. Павлуша встревожился и подъехал на своем пеганке вплотную ко мне.

– Что же это? – спросил он. – И долго это будет? А в