Битва Файркреста - Ален Жербо
Теперь я действительно находился на пароходном пути, потому что на следующее утро, 29 августа, я заметил еще один пароход и через бинокль разглядел его название и порт. Поэтому я начал чувствовать, что «Файркрест» прошел достойную борьбу и приближался к дому. Когда пароход подошел достаточно близко, я начал сигналить руками, и это было сообщение:
«Сообщение о яхте Firecrest, 84 дня от Гибралтара».
Это было довольно сложно, потому что был сильный прибой, и я был вынужден цепляться ногами за такелаж, пока махал руками. Но они, похоже, не поняли моего сообщения, поэтому замедлили ход и подошли ближе.
С мостика капитан, используя мегафон, спросил меня на ломаном французском и английском, что я хочу. У меня не было мегафона, но я крикнул, что не хочу, чтобы они останавливались, а только чтобы сообщили обо мне в Нью-Йорк. Что я просто вышел в море, чтобы поплавать, что я совершенно счастлив и ничего не нужно. Но с тысячей иммигрантов, выстроившихся вдоль перил и говорящих одновременно, я не мог дать понять, что я хочу.
Пассажиры, казалось, были взволнованы и удивлены, увидев в море маленькую лодку и одинокого моряка, и поэтому продолжали кричать по-гречески. Тогда я пожалел, что не взял с собой набор международных сигнальных кодов, потому что я бы с удовольствием подшутил над ними, посылая сигнал: «Чем я могу вам помочь?».
Я попытался подать им сигнал, чтобы они продолжали свой путь, но пароход приблизился, опасно приблизился. Его огромный корпус сбил ветер из моих парусов, так что я не мог двигаться вперед, и мы быстро сошлись вместе. Firecrest ударился о стальной борт парохода, а его мачта едва доставала до нижней палубы большого иммигрантского судна.
Это столкновение с бортом лайнера подвергло мою маленькую лодку большему риску затопления, чем любой из штормов, которые она пережила. Они бросили мне веревку, и я привязал ее к мачте. Затем я крикнул им, чтобы они подтянули яхту вперед, чтобы я мог вывести его из опасного положения, но с ужасом обнаружил, что они снова запустили двигатели и буксировали его!
Я тщетно кричал им, чтобы они отпустили трос, что мне не нужна помощь, чтобы добраться до Нью-Йорка. Но когда я вытащил нож и начал резать трос, они наконец поняли и отпустили буксир. Теперь у меня появилась возможность управлять лодкой. Паруса катера наполнились, и он отдалился.
Я как раз поздравлял себя с тем, что спасся, когда заметил, что они спускают лодку, поэтому я остановился и стал ждать. Два молодых греческих офицера, сверкающие золотыми галунами, поднялись на борт, принесли еду и спросили, нужна ли она мне. Я сказал им, что у меня достаточно еды, но принял их подарок, поскольку они были так любезны, что принесли его. Один из них спросил, почему я не управлял «Файркрестом», когда они буксировали его, и взялся показать мне, как управлять моей лодкой. Это меня довольно раздражило, поэтому я ответил как можно мягче, что моряк, а не механик, должен знать, что парусная лодка не может управлять без ветра в парусах!
Один из этих молодых людей записал свое местоположение на листе бумаги как 62° 30’ западной долготы и 41 градус северной широты. Мои собственные наблюдения показали, что мое местоположение было 66° 39’ долготы и 41 градус широты. Поэтому я был удивлен, заметив разницу в две сотни миль. Когда я рассказал им о своих наблюдениях, они сразу же настояли, что их данные верны. Тогда мне пришло в голову, что мой хронометр мог быть неисправен после того, как его так много дней трясло в море. В любом случае я не мог быть уверен, что мои данные верны, поэтому я занес оба местоположения в свой журнал. Позже я узнал, что мои данные были верны, но я никогда не узнаю, ошибся ли молодой офицер или лайнер ошибся в определении своего местоположения.
Когда мои гости уходили, чтобы вернуться на борт своего корабля, я обнаружил, что еда, которую они мне дали, была малопригодной. Она состояла из трех бутылок бренди и рыбных консервов, которые я не люблю.
В любом случае, пароход продолжил свой путь, а его пассажиры приветствовали «Файркрест», на что я ответил опусканием флага. После этого инцидента горизонт вскоре снова очистился, и я был рад остаться один.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
КОНЕЦ КРУИЗА
Затем наступили три дня штиля и тумана, и «Файркрест» оказался прямо на морском пути трансатлантических лайнеров. Тем не менее, мне удалось спокойно спать почти весь первый из этих дней. Однако к вечеру сирена парохода предупредила меня, что нужно быть начеку, и я некоторое время продолжал дуть в туманный рожок. Пароход прошел близко, но был невидим.
К этому моменту все мои паруса для хорошей погоды были снесены ветром. Этот факт, а также то, что корпус был покрыт водорослями и я плыл на укороченных парусах из-за сломанного бушприта, означало, что я продвигался очень медленно.
Я также находился в реальной опасности в густом слепящем тумане, который теперь покрывал поверхность океана; и у меня нет слов, чтобы описать меланхолию тех дней, которые мало чем отличались от ночей.
Туман был настолько густым, что я не мог видеть мачту с кормы. Сирена парохода вырывалась из тумана, как плач, а мой собственный туманный рожок казался чем-то вроде предсмертного звона. Но, несмотря на все это, я большую часть времени спал и набирался сил после тех тяжелых дней непрерывных штормов.
На третий день тумана ситуация начала действовать мне на нервы, и я на мгновение подумал, что в конце концов один из лайнеров обязательно собьет меня. Я слышал, как одна сирена приближалась, по-видимому, прямо к катеру с кормы, в то время как «Файркрест» практически не мог маневрировать, чтобы уйти с курса парохода. Поэтому не оставалось ничего другого, как продолжать сигналить туманным рожком в надежде, что вахтенный услышит его; и в течение нескольких минут казалось, что я могу разделить предполагаемую судьбу капитана Слокама, знаменитого одиночного моряка, чья маленькая лодка, как полагали, затонула в тумане.
К счастью, мой рожок был услышан, и лайнер подал сигнал, что он пройдет по правому борту.
В тот день я провел наблюдение и обнаружил, что «Файркрест» прошел двадцать миль
