Битва Файркреста - Ален Жербо

Время так и не заполнило пустоту. Один за другим мои лучшие друзья погибли в воздухе. Наступило перемирие, но я думал о тех погибших товарищах-летчиках, о которых некоторые из нас слишком легко забывают; о тщеславии выживших, которые довольно напоказ носят медали, прославляющие победу, которая на самом деле принадлежит погибшим. Ведь когда человек не отдал свою жизнь за свою страну, он не отдал всего.

Многие другие события из жизни промелькнули в моей памяти. Некоторые, казалось бы, не имеющие никакого значения, но которые в этих условиях оставили глубокое впечатление. Я не знаю, почему однажды я внезапно вспомнил событие, произошедшее три года назад.

Я ехал в роскошном поезде в сторону Мадрида, когда, глядя в окно, я увидел молодого нищего. Он бежал босиком вдоль рельсов. Его смуглая кожа блестела между лохмотьями, которые его покрывали. Он был красивее, чем молодой нищий, изображенный Мурильо, более реалистичен, чем косолапый ребенок Рибейры. Он просил милостыню, как это принято в Испании, потому что казалось, что он оказывает услугу, а не просит о ней. Этот грязный и оборванный нищий был принцем жизни, бегая свободно под солнцем и гораздо счастливее пассажиров, которых вез поезд в своем роскошном салоне. Я почувствовал, что хотел бы быть на его месте и начать свою жизнь заново пятнадцать лет назад — я, который всегда блуждаю в поисках молодости.

В любом случае, я чувствовал себя хозяином на своей лодке и мог продолжать странствовать по миру в поисках свежего воздуха, просторов и приключений, ведя простую жизнь моряка и грея на солнце тело и душу, не желающие жить в домах людей.

Итак, счастливый от того, что нашел свое призвание и почти осуществил свою мечту, я прочитал у руля свое любимое морское стихотворение.

Ночь прошла быстро. Звезды одна за другой исчезали. На востоке забрезжил серый рассвет, и я снова смог различить очертания и детали «Файркреста». 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

СИЛЬНЫЕ ВЕТРА В ЗОНЕ УРАГАНОВ

9 августа, через шестьдесят четыре дня после отправления из Гибралтара, «Файркрест» находился примерно в пятистах милях к востоку от Бермудских островов и примерно в тысяче двухстах милях от Нью-Йорка, моего порта назначения. Итак, судя по опыту, накопленному к тому моменту, я посчитал, что для завершения путешествия потребуется еще около месяца, но в то же время я знал, что прошлое не может служить ориентиром для того, что может произойти в будущем.

Я был уверен, что между моим текущим местоположением и американским побережьем меня ждут сильные западные штормы, и этот прогноз полностью оправдался. Фактически я почувствовал, что меня ждет, уже в тот же день.

Всю ночь шли ливни и море было очень неспокойным. Ветер был западный, очень сильный и прямо в нос. Я наметил курс на юг от Бермудских островов и решил пересечь Гольфстрим так далеко на юге, чтобы воспользоваться его северо-восточным течением, которое доставит меня до Нью-Йорка; поэтому я поставил «Файркрест» на правый галс и направил его на юго-запад.

До полудня яхта практически стояла на месте под форштагом, пока я ремонтировал несколько разрывов в гроте, но к полудню, когда я был готов снова его поставить, ветер усилился до шторма.

Море было штормовым и волны часто разбивались о борт в течение всего дня. Палуба казалась постоянно затопленной. Узкий маленький шлюп наклонялся под порывами ветра, когда он врывался в волны, погружая подветренный борт порой на несколько футов под воду.

Палуба наклонялась, как крыша дома, и я должен был быть осторожным, передвигаясь по ней. Одно неловкое движение — и я бы упал за борт с подветренной стороны, а шлюп, без кого-либо на борту, продолжил бы свой путь, оставив меня на съедение акулам и скумбрии.

Палуба была настолько сильно затопляема, что мне приходилось держать закрытыми люки и проемы. Из-за этого под палубой было жарко и неудобно. Готовить в таких условиях было сложной задачей. Мой носовой отсек был достаточно широк, чтобы стоять между печкой по правому борту и бочками с водой и камбузом по левому.

Если в момент невнимательности я ставил чашку или тарелку, она, скорее всего, летела по курсу корабля и ударялась о противоположный шкафчик или пол. Моя плита тоже имела привычку бросать чайник с водой или тарелку с горячей едой на мои голые ноги и ступни, поэтому я должен был внимательно следить за ней, когда кутер качался.

В тот день огромный кит быстро проплыл поперек носа «Файркреста», подняв бурные брызги. Монстр двигался со скоростью примерно десять узлов и, скорее всего, бежал от меч-рыбы, своих естественных врагов.

Шторм продолжался всю ночь. Я поставил «Файркрест» на другой курс, направляясь на северо-северо-запад и, отрегулировав паруса так, чтобы яха держала этот курс, оставил ее на произвол судьбы, а сам попытался поспать в койке, которая казалось, пыталась выскочить из-под меня.

На следующее утро я проснулся в четыре часа и вышел на палубу как раз вовремя, чтобы спустить грот-парус перед сильным порывом ветра, который взбивал море в летящие волны и наверняка сорвал бы паруса с Firecrest.

Погода была плохая. Жестокий ветер гнал перед собой огромные волны с высокими закрученными гребнями, похожими на белых лошадей Киплинга, которые обрушивались на мое одинокое маленькое судно, как будто намереваясь уничтожить его. Когда яхта погружалась в них, ее нос погружался под слой ледяной зеленой воды, которая неслась по палубе и летела брызгами на паруса.

Большой покров тусклых свинцовых облаков скрывал небо от горизонта до горизонта, а батальоны разрозненных грозовых облаков проносились на более низких высотах, а порывы дождя били по моему лицу со жгучей силой.

Я промок до нитки, попеременно обмываемый брызгами и дождем, но было тепло, и я был одет в легкую одежду. На самом деле, одежда была малополезна в таких условиях, так как она только заставляла меня постоянно мокнуть. Без нее я быстро высыхал.

Но не было повода для сожалений. Это была погода, которую я ожидал, погода, которая проверяет навыки и выносливость моряка, а также прочность его судна. Я не был ни огорчен, ни потрясен величием разъяренного океана, я был взволнован ощущением борьбы. Здесь было с чем бороться, достойный противник, и я пел все морские песни, которые мог вспомнить.

«О, дай мне мягкий и ласковый ветерок, я слышал, как плакала красавица.

Но дай мне храпящий ветер и белые волны, вздымающиеся высоко,

И белые волны, вздымающиеся высоко, мой мальчик!

Firecrest