Философия полёта - Денис Сергеевич Окань
Облив закончен. Запускаем двигатели, после запуска включаем обогрев входных каналов двигателей — двигатели с лёгкостью засасывают в себя снег и слякоть, на лопатках может образоваться лёд, который может привести к серьёзным проблемам, если забыть включить противообледенительную систему двигателей.
Покидаем стоянку с убранной механизацией крыла — маршрут руления будет пролегать над слякотью и снегом, грязь летит из-под колёс и может налипать на механизмах выпуска закрылков и на них самих. В самых худших случаях это может привести к проблемам с выпуском механизации при посадке — за время полёта на механизмах выпуска может образоваться лед из набившегося снега, перемешенного с грязью. Чтобы избежать неприятностей, выпустим закрылки поближе к предварительному старту.
Встаём в очередь перед полосой 32 левая. Впереди зелёный «Эрбас», он летит в Барнаул рейсом 218, увозя с собой моего отца, прилетавшего на день рождения моего сына Артёмки.
Как символично — я лечу в Норильск, туда, где когда-то отец учил меня летать на Ту-154.
…Улетели.
После набора эшелона 350 попали в слабую болтанку, которая методично потряхивала наш самолёт на протяжении часа, убаюкивая пассажиров, да и нас с Валентином тоже. Хех! По бумагам наш рейс дневной, так как мы пришли на работу до 22 часов базового времени — в 21:30. И норма рабочего времени у него, как у дневного рейса — двенадцать часов. А вот для физиологии рейс очень даже ночной.
Вот такие весёлые законы в российской авиации!
Поговорили об автомобилях, о детях, о домах, о квартирах — о чём угодно, лишь бы расшевелить убаюкивающий мрак. Это в Норильске адреналин прогонит сон, а сейчас на высоте 35000 футов организм настойчиво требует покоя.
Вызываю бортпроводницу:
— Анечка, будьте добры, сделайте чай чёрный с молоком и покрепче. Без сахара.
— Хорошо!
— Спасибо!
Стакан крепкого чая прогоняет сон, но ненадолго. Перед снижением выпью кофе и взбодрю организм привычным способом — выйду из кабины в передний туалет, включу холодную воду, умоюсь и, не вытираясь, подставлю лицо под струю холодного воздуха из вентиляции. И так несколько раз. После чего надо продержаться до начала захода, а уж там по всей видимости спать не захочется. Полученной дозы адреналина хватит ещё на пару часов бодрствования.
Аня возвращается в кабину, передает стаканчик горячего чая. Принимаю его из рук в руки — бережно, как новорожденного ребёнка, чтобы не пролить.
Понемногу отпивая, напутствую Валентина:
— Очень важно помнить о том, что бугор расположен на удалении около шести сотен метров от торца. Это как раз то удаление, на котором мы и садимся обычно. Дальше начинается уклон, и те, кто взял за правило намеренно уходить выше глиссады, чтобы бугор перелететь, сильно удивляются, почему самолёт всё никак не садится. Тем более при завышенной скорости. Бетон-то уходит из-под колёс! Поэтому наша задача, Валентин — всего-навсего не уходить ни под глиссаду, ни выше её. Короче! Цель — выполнить обычную посадку, как в любом другом аэропорту, только более точно подойти к выравниванию.
Валентин кивает.
Скорость на посадке у нас будет повышенной — дует сильный встречный ветер, по правилам расчёта скорости захода на посадку она будет увеличена по сравнению со штилевыми условиями. Если внезапно ветер стихнет, жди резкого падения приборной скорости, но имеющийся запас не позволит упасть ниже безопасных значений.
С этой точки зрения запас — вещь хорошая. Но есть и другой нюанс — самолёт на повышенной скорости становится более летучим, не желает никак садиться. Весьма важный фактор, влияющий на точность приземления. А точность нам сегодня очень важна.
Пилоты боятся норильского бугра. Посадка до «пупка» чревата жесткими посадками, а в России, как известно, мягкая посадка — это наше всё. Пилоты совершенно не рады совершить посадку с большой перегрузкой, так как потом их замучают — до сих пор недалёкие отечественные заслуженные руководители оценивают профессионализм пилота по значению перегрузки на посадке.
Я много на эту тему писал в своем блоге, другие пилоты пытаются изменить массовое сознание, но воз и ныне там — понимание того, что посадка в первую очередь должна быть , и того, что мягкая посадка не является синонимом такой посадки, никак не дойдёт до верховных мужей российской гражданской авиации. Вот и настраиваются пилоты на мягкую посадку «любой ценой» — чрезмерно завышают скорость на посадке, садятся на режиме (то есть не на малом газу), перелетают зону приземления… Ценой риска выкатываний. Кому нужна такая цена? Верховным мужам? безопасной
Пассажирам не нужна точно.
Правда, они тоже оценивают профессионализм пилотов по мягкости приземления.
Салехард передаёт не очень радостные новости о погоде в Норильске. Ветер двести двадцать градусов, тринадцать метров в секунду с порывами до шестнадцати, видимость шестьсот пятьдесят метров. Это выше минимума… нашего. По закону мы можем садиться, но обязательно придётся повстречаться с местной инспекцией, до которой ещё не дошла новость о том, что в 2009 году в России приняли Федеральные авиационные правила, в которых сказано, что эксплуатант разрабатывает минимумы по утвержденной методике. Эксплуатант, а не аэропорт, как считает последний. В аэропорту Норильска в качестве воздушного законодательства используют древнейшие манускрипты, которые помнят Царя Гороха, и по старой привычке считают свои минимумы, публикуя их в никому не нужных локальных «инструкциях по производству полётов» и «аэронавигационном паспорте аэродрома». Стоит пилоту нарушить «их» минимум, как его ждет встреча с инспекцией, служащей аэропорту, конечно же. И начинается совершенно не нужная измученным ночным полётом в непростой аэропорт пилотам нервотрёпка.
В итоге мы, конечно, инспекцию победим, да как же не хочется вступать в полемику в виде «а ты купи слона»…
Что ж, до посадки час. Скоро мы всё узнаем.
А пока летим. Небо ясное, редкие города, встречающиеся по маршруту отлично видны. Погода что в Нижневартовске, что в Надыме, что в Салехарде — прекрасная!
И только в Норильске плохая видимость, задувает ветер, идёт снег.
Разве можно не любить этот аэропорт?
Выход из зоны Салехарда совпадает с получением новой сводки погоды. Слушаю её и вдруг понимаю: что-то не так. Сейчас время 22:35 по UTC, а они передают фактическую погоду за 21:00 — погода-то полуторачасовой давности! Так за это время всё могло десять раз поменяться!
Ладно, фактическую погоду Норильска мы вот-вот узнаем — как только до аэродрома останется около двухсот километров, поймаем метеотрансляцию Алыкеля.
Сходил в туалет, освежился.
Наконец, получили погоду из первоисточника. Новости на фоне предыдущих известий просто замечательные! Ветер двести двадцать градусов (теперь уже магнитный — под тридцать с небольшим градусов к полосе), двенадцать-пятнадцать метров в секунду, видимость по огням на полосе полтора километра, облачность сто двадцать метров, сильный снег, метель, температура минус шесть. Ну это совсем другое дело! Правда, с учётом низкого сцепления ветер (значение его порыва) четко по пределу, но это не так уж и пугает. И посильнее задувало! Главное, что даже переданная видимость неплохая, а зная российские реалии, можно втайне надеяться на то, что она будет ещё лучше.
Природа отступает перед нормальными парнями?
— Валентин, где планируешь отключить автопилот?
— Наверное, поближе к полосе, футах на пятидесяти…
Смотрю на Валю внимательно. Изображаю укор.
— Ты уверен, что успеешь почувствовать самолёт в достаточной степени? Пятьдесят футов — тут уже садиться как бы надо…
— А стоит ли бороться с ветром, уставать?
Признаться, расстроила меня эта фраза.
«Боинг» рекомендует при ручных посадках отключаться достаточно заранее, чтобы почувствовать поведение самолёта перед наиболее ответственным моментом — возвращением многотонного лайнера на землю. В FCTM приводят цифры «1—2 мили от торца», в переводе в высоту это примерно 300—600 футов. Хотя бы так! А 50 футов (15 метров) — это уже пролёт торца, здесь остаётся буквально пара секунд и надо начинать выравнивать самолёт!
