Лахайнский полдень - Алексей Анисимов
Светлана посмотрела на мужа и снова передернула плечами, но уже не от холода, а от такого тона. Она не стала отвечать, лишь хлопнула дверью такси чуть громче, чем следовало. Семён понял и замолчал.
В Лондон пара добиралась не абы какой авиакомпанией. Из соображений престижа и в надежде добраться до Абингдона засветло выбор пал на дорогие, «королевские», как в шутку называл их Семён, «Британские авиалинии». Однако расписание авиакомпании, похоже, составлялось с той же беззаботностью, что и прогноз погоды, и рейс задержался. Сначала всего на час.
– Со всеми бывает, – вздохнула Светлана, увидев на табло информацию о задержке вылета.
Затем еще на час.
– Нагонят в воздухе, – уверенно заявил Семён.
А потом еще на один, третий уже по счету, час. Тут, правда, никто из семейной пары не нашел приличного комментария. А те, что лезли в голову, высказывать не хотелось – из-за их грубого характера. К тому же вскоре началась долгожданная посадка в самолет. Экипаж встречал раздраженных пассажиров истинно английскими улыбками. При каждом удобном случае звучали извинения, и, казалось, бортпроводники выражают искреннее сочувствие.
И вот, когда пассажиры благополучно расселись, командир воздушного судна снова извинился. Затем пояснил, что для авиакомпании на первом месте стоят безопасность и комфорт. Семён усмехнулся, не понимая, как это вяжется с трехчасовой задержкой, а Светлана и вовсе ничего не уловила из быстрой речи британца. Между тем оба решили для себя, что англичане действительно умеют извиняться и выходить из любой ситуации с достоинством.
– Не то что наши, опоздали бы, да еще и нахамили, – заметила Светлана.
– Поэтому наши и стараются не опаздывать! – отозвался Семён так громко, что несколько пассажиров обернулось. – Потому что не умеют извиняться.
– Да тише ты, – зашипела она на него.
Лайнер быстро набрал высоту и по большому кругу – через северные широты – направился в Лондон. По такой траектории лететь было быстрее всего. Полет проходил спокойно, без эксцессов. Даже болтанка, которую так не любила Светлана, ни разу не побеспокоила пассажиров. Однако в самом конце с Семёном случилось нечто странное. Когда самолет стал снижаться и кружить над Лондоном, он задремал и неожиданно для себя провалился в сон.
Очнулся уже от удара шасси о взлетную полосу. Но сон не отпускал – в голове звучали строки. Не мысли, а будто чужой голос пробивался сквозь него. Семён поспешно нашел ручку и записал на салфетке:
Улыбка солнца…
В саду пустых камней —
Путь осветился!
Он взглянул на свой почерк – пожалуй, единственное, что здесь было знакомым. Слова ощущались чужими, словно кто-то вложил их в него. А вот ритм и форма выглядели удивительно приятными. Он не понимал их общего смысла, но строки ему нравились. Звучали легко, будто мелодия, невольно застрявшая в памяти.
Семён удивился: он никогда не писал стихов. Ни строчки, даже попытки. А тут сразу… японское хайку! И откуда он вообще знает, что это хайку? Наверное, тоже из сна, подумал он, аккуратно сложил салфетку и спрятал ее в задний карман.
В это мгновение самолет остановился. Пассажиры вскочили как по команде, хватая вещи и суетясь, будто на пожаре. Семён тоже поднялся, так и не успев рассказать Светлане про сочиненное или, скорее, приснившееся стихотворение. А вскоре и вовсе забыл о нем, погрузившись в рутину: багаж, поезд, такси.
В отель они приехали поздним вечером, хотя планировали днем. Когда уставшие с дороги супруги вошли в скромный холл местной гостиницы, номер в которой Семён забронировал заранее, их встретил импозантный пожилой англичанин в черном, немного помятом костюме. Он стоял за стойкой регистрации: администратор, консьерж и метрдотель в одном лице.
– Я устала и замерзла. Скорее бы в душ и в кровать, – пробормотала Светлана, озираясь по сторонам. – Спроси, есть ли в номере кофемашина или хотя бы чайник. Я бы выпила чего-нибудь горячего, чтоб согреться от такого «лета».
Уже на паспортном контроле, а потом и всю дорогу от аэропорта до Абингдона стало ясно: английский Светланы был не совсем тем английским, на котором говорят в Англии. Она хмурилась, не понимая «бульканья и оканья», как называла про себя местную речь. И никак не могла понять, где же тот английский, на котором так легко болтать, например, в Турции?
– Лучше сразу накатить чего-нибудь горячительного. Без этих прелюдий с чаем, – игриво подмигнул ей Семён.
Его английский был куда практичнее. Он понимал англичан, и они понимали Семёна. Долгая, поначалу мучительная практика разговоров с британскими партнерами фирмы открыла двери в тот самый «настоящий» английский. Поэтому к моменту заселения в гостиницу в семье уже условились: по-английски в поездке говорит только Семён.
Администратор, заметив гостей, расплылся в улыбке и дружелюбно произнес традиционное приветствие:
– Как ваши дела? Всё ли хорошо? Добро пожаловать в наш отель. Делали ли вы резерв? Можно узнать ваши имена?
Светлана еще раз напряглась, пытаясь понять англичанина, но, услышав лишь какое-то непрерывное мычание, махнула рукой.
– Сёма, проверь, есть ли в номере чайник, – сказала она, не отрывая любопытного взгляда от холла. – И полотенца: мне – два… тебе – по заслугам, – пошутила она. – И еще узнай, где у них фен. Прячут его надежнее, чем сейф.
– Помню, дорогая. Сейчас всё устроим! – Семён подмигнул супруге и, повернувшись к администратору, расплылся в широкой и обаятельной улыбке.
Дав указания, Светлана принялась с интересом разглядывать холл, который сразу показался ей странноватым. От входной двери пол покрывал мягкий бордовый ковролин, местами уже довольно потертый. Деревянные кривые балки поддерживали низкий потолок. В глубине около разношерстных столиков стояли кресла таких же разных размеров и возрастов.
Картину дополняла барная стойка с латунными кранами для английских элей и рядами разноцветных бутылок. Теплый свет желтых торшеров, расставленных по углам, наполнял пространство домашним уютом, а большая люстра, хоть и висела явно не по центру потолка, смотрелась там органично. Ее абажур был из темно-бордовой ткани с золотой бахромой. Она припомнила такие люстры в старых советских фильмах. Финальным украшением этого пестрого ансамбля были белые шторы с легкомысленным узором из зеленых птичек и красных цветочков, которые к тому же были и не на всех окнах.
Светлана подумала, что каждый предмет сам по себе кажется безвкусным и даже нелепым. Тем не менее это старье, собранное в едином интерьере, просто излучало какой-то особый британский шик. Ей показалось, что она разгадала тайну английских интерьеров, поэтому, заметив в углу уютное кресло, обитое затертым гобеленом, она подкатила чемоданы и устроилась на его подушках.
