Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский

Аристотеля: «Все становящееся движется к какому-то началу, т. е. к какой-то цели (ибо начало вещи – это то, ради чего она есть, а становление – ради цели); между тем цель – это действительность, и ради цели приобретается способность»29. Арсений Чанышев предлагает такую интерпретацию: «Действительность первее возможности и по времени, и по сущости. По времени действительность первее возможности потому, что причиной превращения сущего в возможности в сущее в действительности есть сущее в действительности… По сути, взрослый человек первее себя-ребенка, ибо он есть цель развития организма ребенка. Взрослый человек запроектирован в ребенке»30. Пока не знаю, что с этим делать. Но обвяжу и уложу, на всякий случай.

§ 112

Эпикур, при всем его ноократизме, патологизме, проповеди «бестревожности» (атараксии), если симфонически к нему обратиться, может одарить нас рядом ормологических импрессий. Потребность он не ставит во главу угла, но она онтологически выглядывает из-за угла многих его основополагающих рассуждений. Например, «даже хлеб и вода доставляют величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден»31; «всякая буря души рассеивается, так как живому существу уже не надо к чему-то идти, словно к недостающему, и чего-то искать, словно для полноты душевных и телесных благ»32', «все желания, неудовлетворение которых не ведет к боли, не являются необхдимыми»33; «из тех действий, которые закон признает справедливыми, действительно справедливо только то, польза чего подтверждается нуждами человеческого общения…»34 (курсив везде мой. – Ю. В.).

Психологически Эпикур сосредоточен на том, что мы назвали бы эмоциональными состояниями, а он именует «претерпеваниями» (патэ). «Претерпеваний… существует два – наслаждение и боль; возникают они во всяком живом существе, и первое из них близко нам, а второе чуждо; этим и определяется, какое мы предпочитаем и какого избегаем»35. – Уже намечена основополагающая эмоциональная диада! «Если бы всякое наслаждение сгущалось и со временем охватывало весь наш состав… то между наслаждениями утратились бы различия»36. – Объявлена уже, по крайней мере потенциально, единая природа положительных (а следовательно, и отрицательных) эмоциональных состояний. «Эпикур считает худшей душевную боль, потому что тело мучится лишь бурями настоящего, а душа – и прошлого, и настоящего, и будущего. Точно так же и наслаждения душевные больше, чем телесные»37. – Эмоциональные последствия ощущений уже противопоставлены эмоциональным результатам чисто психических представлений.

Попытки Эпикура систематизировать и классифицировать желания38 не производят на меня никакого симфонического впечатления; но уже появился термин «блаженство знания»39, и для себя и своих последователей Эпикур уже предложил две ормологические цели – дружбу и философию, нет, не соответствующие потребности, а лишь величайшие из возможных наслаждений, которые дают дружба и мудрость, и ради этих насладительных доминант он советует пренебрегать всеми остальными удовольствиями.

Из ормологических даров Эпикура я ничего не хочу выделять особо. Но я беру все, что он мне дает, чтобы подчеркнуть развитие психографии, интуитивной ормологической психологии, по сравнению, скажем, с великим Платоном.

§ 113

Из всех древних греков наиболее симфоничны мне стоики.

Их не просто исполнять, так как, во-первых, стоики «дошли» до нас намного скуднее и фрагментарнее, чем Платон и Аристотель. Во-вторых, стоиков было много – «ранние», «средние» и «поздние»; – разные их представители далеко не во всем были согласны между собой. В-третьих, стоические произведения изданы у нас очень плохо, и мне придется опираться главным образом на их интерпретацию, сделанную А. А. Столяровым40. Но симфонический метод, как я надеюсь, позволит мне преодолеть эти затруднения. Меня ведь интересуют новые мелодии и темы, введенные в симфонию философского знания, а кто и когда их впервые напел – для симфонического исполнителя это не так уж и важно.

В онтологическое восприятие жизни вводят три тесно увязанные между собой темы-понятия: (1) «пневма» (которая в дальнейшем развитии философского словаря будет переводиться как «дух), (2) «ведущее начало» и (3) «первичная склонность».

Пневма вполне материальна. Повсюду – в космосе и в любой телесной структуре – она разлита в виде «напряжения» (тонос). «Тонос» есть некий «напор огня», своеобразное «давление», обеспечивающее постоянную активность пневмы, а тем самым – индивидуальное существование вещей, их «качество» и единство космоса41. Состояние пневмы представляет собой страсть, которую мы испытываем. На психофизическом уровне страсть проявляется в противоразумных действиях пневмы. Изменения в «напряжении» пневмы ведут к возбуждению или затуханию страстей42. Потоки пневмы определенного качества порождают второстепеные состояния, которые мы называем «частями» души43.

Нами управляет «ведущее начало». Ощущение, например, понимается ранними стоиками как «поток пневмы», направленый от ведущего начала к органу чувств. В трактате «О душе» стоик Хрисипп сравнивал ведущее начало с пауком, сидящим в центре сплетенной им паутины. В нем сконцентрированы высшие потенции души. Основная функция ведущего начала – обеспечение разумной деятельности; в этом смысле ведущее начало тождественно разуму. Из него исходят потоки пневмы44. Оно обеспечивает своего рода обратную связь с органами чувств, контролируя их показания с помощью узконаправленных потоков пневмы45.

Ведущее начало управляет нами, но движет нами скорее «первичное движение», или «первичная склонность». Уже на своей растительной стадии «природа» обладает способностью к саморазвитию и самодвижению (ксексис кинуменэ)46. Основополагающей природной склонностью живого существа (степень его организации не имеет значения) является стремление к самосохранению. Безошибочность этого стремления гарантируется способностью так или иначе контролировать свое состояние. Таким образом, «первичная склонность» есть непосредственное «узнавание» живым существом того, что ему полезно, усвоение всего полезного и отторжение всего вредного. Вопреки гедонистам и Эпикуру уже ранние стоики, похоже, признали, что удовольствие не является природной целью живого существа и есть лишь следствие удовлетворения первичной склонности47.

Разумна, рациональна ли эта самая первичная склонность? В этом вопросе не было единомыслия. Ранние стоики иррациональность первичной склонности признавали на стадии растений и частично у животных. Согласно основателю Стой, Зенону, у человека уже на уровне первичной склонности начинают формироваться «предварительные представления» о природном как «благом» и «полезном»; разум затем трансформирует их в сознательный выбор целей48. Иную картину предлагает нам Посидоний49. Насколько я понял, даже у взрослого человека Посидоний объявил страсти не суждениями и даже не эпифеноменами их, а «движениями каких-то иных, неразумных, способностей»50. «Тем самым, – замечает А. Столяров, – реформируется учение о «первичной склонности»: «первичными» оказываются все способности души…»51.

Особенно любопытна психографика стоиков. Речь идет уже не о частях души, а о ее различных способностях. Их четыре: способность представления (фантасия), согласие (синтатесис), влечение, или импульс (ормэ) и общая разумность (логос).

Импульс-ормэ описывается так. У ранних стоиков это «суждение, повелевающее действовать»52. «Отвращение» есть суждение противоположного свойства53. Импульс-ормэ есть стремление души к чему-то,